И не хотел лезть в дело.
Они долбили по нему
Руками и ногами,
Закрывшись, он читал псалом,
Удары как цунами.
И полицай лишь лицезрел,
довольный и с улыбкой,
Не видя в этом беспредел,
преступною ошибкой.
Когда цунами разошлось,
И отступили тени,
Пред ними тело поднялось,
Стоял он на колене.
Читал молитву и стоял
В крови, согнувшись с боли.
Наверно, смерть давно принял
Без сострадания роли.
Я прождала его всю ночь,
А утром рассказали,
Как он покинул сей мир прочь
И труп его убрали.
Осталась лужица крови
И ворот от одежки,
За что его так извели,
Деяния их невежды.
А тело я потом нашла
У выгребной канавы
И захоронить его смогла
без почести и славы.
На свете нет страшней беды,
Чем пережить детину,
Не пожелаю никому
Увидеть сей картину.
Старушка облилась слезой,
Пока вела рассказик,
От муки этой затяжной
Рыдала где-то с часик.
А я смотрел и холодел
От бесов, что способны
Чинить подобный беспредел
И почему так злобны?
На люд, который не причём,
Что он родился с верой,
Не позволял себе Содом
Или другой манеры.
Старуха, выплакав удел,
Ушла за двери спальни,
Ее страданиям предел,
Душевных мук терзаний.
Я не остался в стороне,
Душой завёлся тоже,
Подумал о своей семье,
Дай им здоровья, боже.
Как они? Живы? Может, нет?
Покинули ли город?
И где узнать, найти ответ,
Сомненья во мне спорят.
И я решил – все хорошо,
Не стали дожидаться,
Покинули страну давно,
Им удалось прорваться.
А я пока останусь тут,
С старушкой безопасно,
Тем более ей пригожусь,
Одной ей быть ужасно.
Я помогал по дому ей,
Что было в моих силах,
Старушка стала мне родней,
Как образ на светилах.
Ещё недели две лежал,
А после встал с кровати,
Нога прошла, едва хромал,
уж незаметно, кстати.
Я мыл полы, посуду, мёл.
Следил за чистотою,
За домом муравьёв извёл
И стриг траву косою.
Но за забор не выходил
Я от греха подальше,
Там неприятностью грозил
Тот идеал из фальши.
О доме часто думал я,
О маме и о сёстрах,
Наверно, брат подрос слегка,
Теперь, с меня он ростом.
Пройдёт чуть время, и тогда
Наладится порядок,
Вернётся в дом моя семья
И мир, что был так сладок.
Пока же время ужасать.
И по ночам гул, крики,
За окнами твердят спасать
Нацистов святы лики.
Спасать от армии жидов,
Что изъедают земли,
И иудейский стан домов
Поджогами, чтоб внемли.
И вот старушка испекла
Мне торт для угощения,
Сегодня праздник у меня,
Сегодня день рожденья.
Мы пили чай и ели торт,
Общались и грустили,
Для нас двоих это комфорт,
Покой, что мы хранили.
Я раньше по ночам страдал,
Ревел без сожаления,
Надежду в матери искал,
Любовь и умиление.
Сейчас я чувствую, взрослей
Уверенный и твёрдый,
Да и по силам мне теперь,
Я вырос, стал упёртый.
Я обязательно найду
Семью, что разлучили,
Про смерть отца им расскажу,
Моля, чтобы простили.
Они, наверно, по ЖД,
уехали с вокзала,
И оказались в той стране,
Что родным домом стала.
Я знаю точно, вера там,
Им помощь оказала,
Что не досталися врагам,
Семья, что так страдала.
Что сестры думают о нем,
Волнуются и знают,
Что мы спаслись с моим отцом,
Здоровья нам желают.
Я думаю, настанет день
И я поеду в гости,
Перевалюсь за этот крен
Агрессии и злости.
Ну, а пока я буду тут
И пригожусь я бабке,
За мной, надеюсь, не придут,
Работать буду с цапки.
Мы стали близкие друзья,
Моя старушка – чудо,
И не забуду никогда,
Я в памяти, покуда.
И как-то утром, как всегда,
Я вскипятил нам чайник,
Старушка не пришла тогда,
Не встретил в умывальне.
Не встретил в кухне за столом,
В саду, гостиной тоже,
Прошел я в спальню на втором
По лестнице с прихожей.
Я в дверь негромко постучал,
А там за нею тихо,
Ее по имени позвал
И сердце бьется лихо.
Устал я ждать и к ней зашёл,
Она лежит, не дышит,
Я пульс потрогать подошёл,
И чуть шептал, не слышит.
Я понял, больше ее нет,
Как и отца со мною
И лица белый ее цвет
Я приложил губою.
«Ты спи, моя подруга дней,
Иди на встречу с сыном,
Приобними его скорей
И поклонись святыням».
Мне довелось ее хранить,
Я сделал это с честью,
Могилу мне пришлось разрыть
И прикопать под жестью.
За домом, где свел муравьев,
Читать дальше