Английский артиллерийский офицер полковник Фитцмайер считал русское наступление «операцией посредственно спланированной и отвратительно исполненной». {541} 541 Colin Fredrick Campbell Letters from Camp to his relatives during the siege of Sebastopol London 1894, P. 292
А мы что? Вскоре, уже по сложившейся привычке, начался поиск виновных и назначение «козлов отпущения». Поток оправдательных писем потянулся из штаба русской армии в Крыму в столицу. Виноватых определили быстро. Это не составляло труда, учитывая, что все они были мертвы и потому не имели никакой возможности что-либо сказать в свое оправдание. Выручала и коллегиальность принятого решения. Да и гнев императорский не был столь велик, как, впрочем, и число награждений.
В отличие от иных проигранных сражений Крымской войны, Чернореченское поражение не смогли списать на столь модное по сей день утверждение о поголовном вооружении противника нарезным огнестрельным оружием. В этот день русским противостояли в основном французский и сардинский военные контингенты, линейная пехота которых по большей части была вооружена гладкоствольными ружьями. Известно, ружья Тувенена, несмотря на используемые в них технически более совершенные пули Нейсслера, не были верхом технологического прогресса и имели массу недостатков.
Сами солдаты, воевавшие в Крыму, смотрели на эту проблему несколько по иному, чем генералы. Генерал Чебышев приводил диалог двух солдат, упоминаемый М. Драгомировым в его «Армейских заметках»:
— Ведь ты помнишь, как один солдат после Крымской кампании объяснял нашу неудачу тем, что «у них» были ружья аглицкия, а у нас казенные.
Эк куда махнул! Во-первых, и вздор сказал солдат; не так уж особенно «аглицкия» ружья были лучше казенных, как ему казалось; да и штуцеров почитай, было немногим больше нашего, если принять в расчет наших штуцерных; только их употребить забыли. Да и солдат-то, собственно, на себя клепал; что ж, разве он не стоял грудью против «аглицких» ружей также, как он у нас всегда стоял и конечно будет стоять? Уж лучше нас никто страдать и умирать не умеет. Кто, как русский человек не заучил, а в сердце своем от природы носит, что только претерпивый до конца спасается, того не собьешь с толку разными россказнями. {542} 542 Драгомиров М. Армейские заметем //Военный сборник, № 3,1887 г., СПб., С. 61–62
С М. Драгомировым можно и нужно спорить, но в том, что не только техническое превосходство союзников было основной причиной поражения в Крыму, не согласиться нельзя. По наличию нарезных ружей французская пехота ненамного превосходила русскую. Вооружение легкой сардинской пехоты тоже было не таким уж и передовым для середины XIX в., а снабжение боеприпасами вообще не могло удовлетворять требованиям времени: вспомним как сардинские стрелки быстро оставили позиции на Телеграфной горе именно по причине расстрелянных патронов.
Ко времени Черной русские войска значительно улучшили свое вооружение, в том числе за счет трофейных ружей. Командиры, убедившись в их эффективности, всеми правдами и неправдами старались оставить «добычу» при своих частях. Так, в Охотском полку таковых имелось более 400, что было числом весьма значительным. Конечно, в основном это нужно отнести к полкам, составлявшим севастопольский гарнизон, но нельзя не учитывать, что и французская пехота тоже не была поголовно вооружена нарезным оружием, в отличие от британской.
Атака Малахова кургана. Рисунок В. Симпсона. 1855 г.
Еще одной проблемой, приведшей к поражению русской армии в очередной раз, был командный состав армии — насколько храбрый, настолько и необразованный. Теперь совершенно ясно, что «…в Крымскую…кампанию неудовлетворительный состав начальников обнаружился с полной очевидностью». {543} 543 Терехов А.А. Вопросы воспитания и обучения войск, СПб., 1899 г. //О долге и чести воинской в российской армии, М., 1990 г., С. 163
Вынесенное в подзаголовок мнение А. Керсновского более чем соответствует истине. Хоть и грустная, но правда.
Этот трагический факт обращал на себя внимание многих государственных мужей России даже спустя десятки лет после Крымской войны. В своем докладе в Государственной думе в 1908 г. А. Гучков с горечью констатировал, что в войне 1854–1855 гг. и в последующих войнах «…наш командный состав во многих случаях оказался не на должной высоте. Младшие офицеры в пределах своей деятельности были храбры, распорядительны, но недостаточно сведущи; начальники частей, давая иногда отрадные исключения, не были достаточно подготовлены к улучшению использования боевой способности вверенных им частей. Но наиболее слабым оказался генеральский состав: бригадные, дивизионные и корпусные командиры. За исключением нескольких блестящих имен, большинство не было подготовлено к распоряжению войсками всех родов оружия, не умело восстановить связи между частями, входившими в состав вверенных им частей, не умело поддерживать связь по фронту с соседями. Чувство взаимной выручки не было сильно развито. Бездействовали с оговоркою “не получал приказания”, когда били соседей — это не было редким явлением. Особенно неумело вели наступательный бой». {544} 544 А. Гучков. Доклад по смете военного министерства на заседании Государственной думы 27 мая 1908 г.//Государственная оборона России. Императивы русской военной классики., М., 2002 г., С.369
Читать дальше