Ольга Сарник - Карьера Югенда

Военный врач уверенно констатировал самоубийства. Массовые самоубийства. Родители перед смертью убивали своих детей. Взрослые добровольно ушли из жизни, в отличие от детей. В одних домах семьи травились газом, в других – лекарствами. Детям, кто понимал и сопротивлялся, давали яд насильно. Остальные жители, очевидно, покинули родную деревню много раньше. Отбыли в тыл. Мёртвые – не успели.

Неужели мы звери, что они нас так боятся? Детей-то зачем убивать? Сознание Макарова никак не могло этого вместить. Он мучился догадками, пока не явился переводчик Иваныч с немецкой газетой, найденную в одном из домов. Иваныч – основательный воин с лихо закрученными усами. Родом из Киева. И уже навеселе! Когда успевает? Только запах его выдавал. Уметь надо! Макаров ощутил дрожь в руках. Давненько он не был в таком состоянии. Надо бы тоже выпить. Иваныч очень кстати.

Они сели с газетой на ступени крыльца деревенского дома и закурили. Иваныч несколько брезгливо развернул газету и перевёл надпись под фотографией: «Радуйтесь войне, ибо мир будет страшным!». На первой странице под этим крупным заголовком было помещено фото зверски убитой женщины. На фоне детских трупиков. Очевидно, её детей.

Ниже рассказывалось о зверствах, чинимых «кровожадными восточными варварами» в советской форме в немецком городе Немерсдорфе. Якобы город Немерсдорф, взятый русскими двадцать третьего октября одна тысяча девятьсот сорок четвёртого года, был отбит вермахтом, и вот что они там обнаружили, – смотрите сами! Одних только мирных жителей было убито около сотни. Женщины были изнасилованы, после чего их обезображенные тела прибиты гвоздями к дверям их собственных сараев. Варвары мстят! Они не пощадят! И т.д. и т.п.

Переводчик криво усмехнулся и бросил газету на ступеньку крыльца.

– Экая дрянь! Сгодится на самокрутки.

Но Макаров не слушал. Он сидел молча, опустив голову. Потом глухо спросил:

– Какой город? Немерсдорф?

Иваныч кивнул и далеко выпустил струю дыма. Макаров медленно поднялся и зашёл в дом.

Он узнал. Он всё узнал. Связался со штабом армии. Немецкий город Немерсдорф был отбит войсками вермахта двадцать третьего октября одна тысяча девятьсот сорок четвёртого года. В настоящее время он взят советскими войсками. Двадцать третьего октября одна тысяча девятьсот сорок четвёртого года в Немерсдорфе изнасилований не зафиксировано. Что? И после не было зафиксировано. В Немерсдорфе было убито одиннадцать мирных жителей. В ходе боёв. Одиннадцать? Одиннадцать, раздражённо подтвердили ему. Есть дела поважнее. Хватит линию занимать!

Враньё. Всё враньё! Но зачем?! С какой целью?

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

I

Широкая, залитая солнцем тропа в саксонском лесу местами пересекается длинными тенями древних вязов и сосен. Пахнет нагретыми солнцем сосновыми иголками, свежескошенной травой и мёдом. В верхушках сосен о чём-то переговариваются птицы. Деревья непривычно целые. Не видно ни обезображенных осколками стволов, ни отсечённых верхушек. И – тишина. Благодатная лесная тишина. На земле наступил мир.

Аккуратная изумрудная травка, мягкая даже на вид, точно подстриженная. Тропа неровная из-за выступающих древесных корней. На них– то и подскакивает мой Отто. Мы с Отто несёмся вперёд, к солнцу, и никто не остановит нас. Ветер веет в лицо, и мы с Отто сотрясаемся. Всё сильнее и сильнее…

– Ты не на курорте! – резко каркает ворона мне прямо в ухо, к моему великому неудовольствию. Я с трудом разлепил веки. Хайнц, хмурый, не выспавшийся, тряс меня за плечо:

–Вставай, ты не на курорте! Дрыхнет, как сурок! Получишь штыком от Макса.

– Маркса, – торопливо обуваясь, уточнил со своего топчана извечный весельчак Ганс Детцель. Кто-то в бараке хохотнул. За ним – ещё, ещё… Вскоре весь барак покатывался со смеху. Хотя ничего особенного этот Детцель не сказал.

Светлые вихры, длинный любопытный нос. Буквально на третий день своего пребывания на Восточном фронте он попал в плен. В Сибирь, которая всех нас пугала до дрожи в коленках. Но никогда не унывал. Бывают же такие счастливчики. Да и Сибирь оказалась вовсе не так страшна, как её малевали пропагандисты.

Снова построение, снова рытьё траншеи… Моросил противный мелкий дождик. Земля под ногами превратилась в месиво. А мы копали и копали. После обеда, ближе к вечеру, дождь перестал и выглянуло солнце. И снова поднял головы и замер наш отряд. Издалека к нам шла она – красавица француженка, которая говорит по-немецки, как немка. Мы все, как один, бросили работу уставились на неё.