Только вместе с именем у него кое-как получалось выговаривать мою фамилию.
– Я! – отозвался я нехотя.
Тем временем девушка подошла вплотную и расслышала моё славное имя. Она остановилась и в изумлении смотрела на Макса.
– Как вы сказали? – удивлённо переспросила она.
–Вот, – Макс с готовностью протянул ей список. – И не говорите, барышня, сам чёрт не разберёт их имена!
«Барышня» заглянула в список, угодливо развёрнутый перед ней.
– Югенд Бетроген! – воскликнула она, не слушая. Затем пытливо посмотрела на меня:
– Неужели родители дали вам такое имя? – спросила она по-немецки, почти без акцента.
Я почувствовал ком в горле. Тысячу лет я не слышал родной речи из женских уст. И неизвестно, услышу ли…
– Какое вам дело? Идите, куда шли! – как можно грубее ответил я. Но она не обратила на мою грубость никакого внимания, а только сильно заволновалась. Порывисто повернулась к Максу:
– «Югенд Бетроген» значит – «обманутая молодость»!
–А я эту фашистскую молодость сюда не звал! Сунутся – ещё раз обманем! -рассвирепел Макс, засверкал глазами. Но «захватчики» в шеренге имели вид настолько жалкий, исхудавшие, в обмотках, что Макс сам себя оборвал. Махнул рукой, отвернулся.
Она принялась горячо о чём-то упрашивать Макса. Но тот лишь качал головой. О чём она просила, Макса, я не понял. Быструю русскую речь я тогда ещё не понимал.
– Не положено! – наконец подытожил Макс.
Она ушла, не оглядываясь. «Захватчики» с грустью посмотрели её вслед.
Перед сном в бараке мой сосед Хайнц, высокий костлявый парень, из деревенских, кутаясь в одеяло, хмыкнул и коротко бросил:
–Готовься!
– К чему? – не понял я.
– У них тут с мужиками беда, нет никого. Поубивали всех, – спокойно разъяснил мне Хайнц. – А дел в хозяйстве по горло. Вот они пленных и выпрашивают, чтобы помогли. Мало нам работы, – усмехнулся Хайнц. Он отвернулся и почти сразу захрапел.
Ну и что? От меня давно ничего не зависит. Беглец из меня неважный, это я уже понял. Да и не убежишь отсюда. Полземли придётся обойти, чтобы добраться до Германии. Если русские не подстрелят, издохнешь сам на полпути.
Но в груди каждого из нас тлел огонёк надежды. У нас на крайний случай припрятано секретное сверхмощное оружие! Реактивный бомбардировщик Ме-262. Аналогов нет в мире, между прочим! Вот-вот начнётся его серийное производство! И тогда Англия встанет на колени. А ракеты «Фау»? Они достанут какую угодно цель! Наш Гитлер – счастливчик, ему всегда везёт. Вон как повезло ему с Рузвельтом, с могучим другом красных! Неслыханно везёт ему! Нет, Гитлер не допустит капитуляции. Он придумает что-нибудь! Вывернется в самый последний момент!
Я долго лежал в темноте с открытыми глазами. И думал об Акселе. Как мне до него добраться, через кого послать ему весточку? А вдруг он уже в Германии? Сердце сжималось от холодного ужаса, когда на краю сознания брезжило, что рассказать обо мне некому.
Свинец… Мы шпиговали, нас шпиговали. Пришёл и наш черёд умирать. За что?! Мне вполне хватало места на нашей, немецкой, земле! Как страшно увидеть свой разрушенный город, могилы с именами родителей. Да и есть ли они, эти могилы?
А ведь когда-то страшно давно, до войны, я мечтал создать в Дрездене свой собственный мотоклуб и затеять производство мотоциклов, – самых совершенных в мире. Прошло всего четыре года, а кажется, – целая вечность.
Интересно, Нох, вурдалак из Елабуги, победил в своём антифашистском конкурсе? Литератор. Может, он был достаточно настойчив, и муза ему уступила? Как публичная девка, что набивает себе цену, поначалу строя из себя невинность.
А девчонка – француженка ничего… пусть зовёт. Приду.
Лишь под утро, измотанный собственными мыслями, я уснул.
XVI
I
Имперский комиссар обороны Берлина, имперский уполномоченный по тотальной войне Йозеф Гёббельс нервно мерял шагами свой огромный, не по размеру, кабинет. Ситуация вышла из-под контроля, он очень хорошо это понимал. Сценарий войны давно пишет не он. Чёрт бы подрал этого красного Чингисхана!
Что делать, что, чёрт подери, делать? Как заставить немцев воевать? Пропаганда не всесильна, – в этом он уже убедился. Определённо, есть некоторые инструменты… Но в условиях тотального, стратегического поражения армии не поможет даже самая совершенная пропаганда. Легко работать, когда пропаганду питают военные успехи! После сталинградской трагедии задачи перед его ведомством вставали всё сложнее и сложнее.
Читать дальше