Ольга Сарник - Карьера Югенда

– Вот и оставайся.

– Ты же вчера обещал…

–Мало ли что я мог пообещать в пьяном виде! – живо возразил я и сел на постели. – Я вчера Марте пообещал жениться – вот эта штука пострашнее войны! Что теперь делать, не знаю. Ей-Богу, хоть на фронт поезжай!

Дитрих заметно оживился. Аж подскочил с кресла. И едва не пустился в пляс.

– Поехали, поехали! – воодушевлённо закричал он, и его радостный голос гулко отдавался в моей бедной голове, как в металлической бочке. – Мне там без тебя будет скучно!

– Русские развлекут! – жестоко парировал я.

Я нетвёрдо подошёл к столу, налил воды, снова проглотил целый стакан одним глотком. Как будто полегчало… я упал на постель и почти уснул. Принимать вертикальное положение моё тело сегодня решительно отказывалось.

– Ты их боишься, – разочарованно протянул Дитрих и завозился в кресле. Оно жалобно заскрипело. – Вот уж от кого не ожидал, так это от тебя. Как тебе не стыдно!

– Да никого я не боюсь! – взорвался я. – Вы все свихнулись, что ли? Одна мне с утра дарит какой-то многозначительный платочек, другой заставляет воевать с теми, кого сам считает недочеловеками. Раз они недочеловеки, значит, сразу сдадутся. Без боя. Как датчане. Датчане-то нормальные, или тоже «недо»?

Дитрих сделал в мою сторону протестующий жест. Тихо и внушительно он произнёс:

– Ты же понимаешь, что за такие разговоры можно… – и тут же осёкся. Я приподнялся на локте и веско спросил:

– А как они узнают?

Дитрих тяжело вздохнул, поняв, что и этот диалектический спор, как он сам изволил выражаться, им проигран. Дитрих поднялся и скорбно оглядел на меня. Так доктор на утреннем обходе смотрит на безнадёжного больного.

–Ты хоть при других-то не болтай таких глупостей. Вообще-то я зашёл тебя предупредить. Двадцать первого в шесть утра отходит наш поезд. Ты проводишь меня?

Я лежал на постели, закинув руки за голову, и невозмутимо разглядывал этого феодала, будущего обладателя мраморного замка.

– Разве что взглядом, – хладнокровно ответил я. – Я буду жарить рождественского гуся к твоему приезду.

Неожиданно глаза Дитриха странно заблестели и увлажнились. Вот тогда я вправду перепугался, соскочил с постели и обнял его.

– Конечно же, я приду! – закричал я возмущённо. – Хоть я и в отпуске.

Дитрих двинулся к выходу. Уже в дверях он обернулся и снова скорбно посмотрел на меня. Я ждал каких– то тёплых слов, но услышал безнадёжное:

– Ты хоть инструкцию прочитай.

Я по-молодецки отдал ему честь и гаркнул что есть мочи, на манер прусского солдата:

– Слушаюсь, ваше благородие!!!

Дитрих вздрогнул. Родная беспомощная улыбка озарила его лицо. И тут же погасла. Малыш снова что-то вспомнил.

– Дубина! – Дитрих с размаху швырнул в меня моими брюками, подвернувшимися ему под руку. – Посмотри на часы! Какой ты разгильдяй, Ганс!

– На сегодня аудиенция окончена. Я не в силах… – начал было я.

– Что?! – возмущённо взвизгнул Дитрих. – Так ты соврал мне вчера?

Я окончательно перестал что-либо понимать.

– Соврал? – переспросил я. – О Господи!

Я вспомнил о брюнете, истинном немце, который не пускает меня на войну. Дитрих смотрел на меня так, что я не посмел признаться, что… Может, он забудет в дороге? Я с трудом поднялся и принялся одеваться. Почему я такое трепло?! Боже, уже почти восемь!

…В гараже войсковой части было, как всегда тихо, темно и уютно. Это мои владения. Рабочий инструмент поблёскивал, всё на своих местах. Красота!

– Где он? – Дитрих вертел головой, как птенец, силясь разглядеть хоть что-то во мраке гаража после щедрого июньского солнца.

В углу под брезентовым чехлом, смирно, как конь на привязи, стоял Отто. Я подошёл к нему и торжественно сдёрнул чехол. Отто сдержанно засверкал в полумраке вороной сталью.

– Отто – это мотоцикл! – ловко копируя манеру фюрера, объявил я. – Он -чистокровный немец и настоящий аристократ! В нём нет ни единой грязной, не породистой гайки! Вот он – истинный ариец!

–Чёртов идиот! – заорал Дитрих. – Что ты вечно дурачишь меня, солдата вермахта?! Бездельник! Дубина!

– Склочность не к лицу солдату вермахта. Не горячись, детка, – с достоинством заметил я.

– Не называй меня так! – звонко крикнул Дитрих.

Я погладил Отто по прохладному металлическому боку и спокойно заметил:

– Не так уж и плох этот Версальский договор.

– Что? Что ты несёшь?! – изумился Дитрих, и тут же воровато оглянулся. – Замолчи! – прошипел он.

Но я знал, что в гараже никого, кроме нас, нет.