Иосиф Берг - Выжить, чтобы жить. Часть вторая романа «Sancta roza»

Там, где-то далеко за забором грохотала война, но злая круговерть событий даже во времена военного лихолетья крепко держала и продолжала загонять советских граждан в тюрьмы, казармы исправительно-трудовых лагерей. Многие, как и Алёшин, властным чинопоклонением из уединенных дворовых хозяйств, теплых семейных очагов, производственных цехов и лабораторий были согнаны в лагерные бараки страны. Подневольные лишенцы через бесконечные страдания и разруху как могли приспосабливались к новому ограниченному забором и колючей проволокой месту пребывания, преодолевая беспросветную нужду, холод, голод, грязь, въедливую гулаговскую вошь.

С началом боевых действий заключенный кузнец много раз писал прошения идти на фронт, но, как и многие лишенцы, получал постоянный отказ.

За гнетущими душу мыслями и беспросветной тоской о погибшем деде, о его вдове – бабке Магде Илья не услышал лагерной сирены и громкой команды строиться на плацу. От забытья он очнулся лишь от боли в босых ступнях. Приподнявшись на локтях, увидел рыжую голову приятеля.

– Ты чего колотишь? Больно же!

– Команду на построение, не слышишь что ли?

– Нет, конечно! Я уши заткнул, а чё?

– Давай быстрей, а то места козырные сидельцы растащат!

– Беги, стройся, я пока обуюсь, – проговорил Илья, вытаскивая из-под себя портянки полностью не просохшие после стирки.

Надев сапоги и накинув на плечи серую застиранную арестантскую куртку с пришитым номером, Алёшин вышел на улицу. Небо было пасмурным, над собравшимися на плацу людьми в четыре шеренги нависали серые с тяжелым свинцовым отливом облака. «Скоро польёт? Интересно до дождя нас отпустят или все дружно будем мокнуть?», – думал Илья, рыская глазами по рядам стоящих зэка, выискивая коротко стриженный рыжий затылок приятеля.

В ожидании дальнейших событий осужденные тихо, одними губами, переговаривались либо сосредоточенно молчали. Найдя в последнем ряду середины строя Егора, Илья подошел к нему сзади и тихо подтолкнул в спину. Толкая в спины и бока впереди стоящих, Егор Ермилов по кличке Шпон тихо зашипел:

– Граждане страдальцы, дайте место Илюшеньку пропустить! Душегуб не успокоится же, пока всех тут не затопчет!

Шеренги осужденных дернулись, волнообразно зашевелились, протекая в обе стороны, уплотнились, освобождая дополнительное пространство для Алёшина.

– Много вас там еще? – не оглядываясь, недовольно заворчали в первых рядах.

– Ты, малой, чего в середине толкаешься?

– Вставал бы впереди, виднее будет!

– Не-е-е-е, ребятки! Чего я вертухаев давно не видел что ли? О чем базар пойдет, я услышу, а что не увижу, Илюшенька разглядит. Я от этого верзилы никуда, кто же вас оберегать будет, его ноги в нужную сторону направлять? Верно говорю?

Окружающие одобрительно захихикали.

В центре лагерного плаца стоял стол и два табурета. Один занял пожилой моряк с лычками старшины, второй табурет оставался свободным. Позади стола, ближе к первой полосе колючей проволоки, о чем-то бурно споря, стояли офицеры НКВД. Справа и слева от офицеров вдоль забора и на всю ширину шеренг этапируемых зэка в один ряд выстроились солдаты охранения с овчарками.

«Тогда суки постоянно тявкали, тоже подумать не давали», – вспомнил великан Илья Алёшин.

Легкий ветерок с севера постепенно разогнал шум от лая сторожевых собак, разрывавших напряженную тишину лагеря. Четырьмя извилисто неровными шеренгами, понуро опустив головы, переминаясь с ноги на ногу, потеряв счет времени, этапируемые продолжали стоять. Наконец, к столу вышел комендант лагеря и, обращаясь к заключенным, громко крикнул:

– Всем смирно! Внимание на середину!

Шеренги зашевелились и замерли. К коменданту подошел начальник лагеря.

– Кто дал команду собак внутри колючки поставить? – негромко спросил он своего подчиненного.

– Вдруг бунт?! Одни твари уголовные да суки белогвардейские собраны здесь.

– Автоматчиков оставь, а собак выведи за периметр. Лаять меньше будут. Надоели!

– Слушаюсь! – козырнул комендант и побежал исполнять распоряжение.

Подождав пока выведут собак, начальник лагеря зычным протяжным голосом обратился к этапируемым:

– Граждане заключенные! Наша Родина переживает тяжелые дни. Армия на фронтах несет большие потери! Мы обязаны остановить, а затем разгромить врага. Своим приказом номер 227 от 28 июля 42 года «Ни шагу назад» нарком обороны СССР товарищ Сталин взвалил на себя ответственность за ваше освобождение из-под стражи…