Герман Нагаев - Второй фронт

— Завтра пойду на завод! Не могу больше сидеть. Стыдно…

— Иди, Максим, — вмешался Егор. — Ухов про тебя опять спрашивал.

— И я пойду, дядя Жора, — вскочил Саша. — Я тоже не могу сидеть дармоедом. Хочу мстить за отца. Делать танки. Ты же мне обещал…

Гаврила Никонович глянул на худенького Сашу, нахмурился.

— Ладно, Сашок. Завтра вместе пойдем. Я уже подыскал тебе место, — успокоил Егор.

— И я тоже пойду! — закричал Федька. — Я всего на год моложе Саши.

Мать испуганно взглянула на Гаврилу Никоновича. Тот сурово посмотрел на сына. В другой раз он бы строго прикрикнул на него, даже отвесил бы оплеуху… А сейчас понимал, что нельзя. Саша едва ли сильнее Федьки, а шел работать в цех.

— Повремени, Федюшка, — сказал он спокойно. — Этот год доучись, а на будущий возьму тебя к себе.

— Да, на будущий… тогда и война кончится, — захныкал Федька.

— Нет, войне конца не видно. И мы не кончим ее, пока не выгоним супостата с нашей земли. Утри слезы, сынок. Еще успеешь на завод… Придет время — сам тебя позову.

Федька смахнул рукавом слезы, стыдливо уткнулся в тарелку.

— Все — на завод, все танки делать, а кто же нам будет помогать? — спросила Варвара Семеновна. — Мы со сватьей с ног сбились… еле успеваем поворачиваться… Тут хоть Саша помогал: то дров натаскает, то помои вынесет. Да Максим с детишками сидел… А теперича как же будет?

— Бабку Ульяну позови, — двинул бровями Гаврила Никонович. — Она поможет. Максим и Саша на святое дело идут… Вся Россия сейчас поднимается на ирода. Завтра по гудку всей семьей пойдем строить танки. Если считать Зинуху, нас, Клейменовых, выйдет семь человек. Каково, мать? А?.. Ежели другие тоже поступят так — ворога сомнем и раздавим…

Наступила суровая уральская зима с пронизывающими, злыми ветрами, а в Зеленогорск, забитый до предела, все еще продолжали прибывать составы с оборудованием и эвакуированными. Ехали с юга, из Москвы и Подмосковья, из Северограда.

За рабочим поселком, на пустыре, спешно строились бараки, копались землянки. Надо было как-то расселять, устраивать измученных тяжелой дорогой людей. Для семейных с детьми работники райисполкомов изыскивали комнатушки и углы в частных домиках, на окраинах города и в ближних деревнях. Бездетных и одиноких селили в землянках, обещая в будущем перевести в бараки…

И приехавшие безропотно шли в «земляные норы», лишь бы оказаться в тепле, у жестяной печки. Эти изможденные голодом, вырвавшиеся из «кромешного ада» люди были рады и землянкам, теплу очага и хоть скудной, но горячей пище. Они плакали, увидев кусок настоящего ржаного хлеба, и считали себя счастливейшими из людей, потому что опять возвращались к жизни.

А некоторые из тех, кто приехали раньше и получили хорошие комнаты в благоустроенных домах и рабочие карточки, уже стали забывать о перенесенных лишениях и даже начали роптать и жаловаться на скученность, неудобство, на однообразие и скуку жизни.

Татьяна более других ощущала тяготы неустройства, тесноты, скованности, однако никому, даже матери, не говорила об этом. Напротив, старалась всегда быть в ровном настроении и с улыбкой смотрела на все неурядицы жизни. Она была искренне рада, что вернулся Егор, была ко всем ласкова и старалась казаться счастливой.

Правда, ее огорчало, что Егор возвращался с завода поздно и почти не видел Вадика, который так нуждался в отце и тянулся к нему, словно цветок к солнцу.

Татьяну несколько испугало появление Саши. Хотя она и видела в поступке Егора благородство, но боялась, что Саша в этих трудных условиях будет обременителен для семьи. Но более всего ее пугало, что Егор станет больше привязан к сироте Саше, чем к Вадику.

«Вдруг Егор захочет его усыновить? — спрашивала себя Татьяна. — Смогу ли я быть для него матерью? Будет ли он хорошим братом Вадику? Как отнесется к этому мама?..» Эти вопросы Татьяна ставила перед собой и не могла на них ответить. Она, как и Клейменовы, относилась к Саше ласково и заботливо, но пока не начинала разговора о нем с Егором.

Когда Саша пошел на завод, Татьяна не стала препятствовать. «Пусть идет, — подумала она. — Сашу зовет высокое побуждение — мстить за отца! У него есть характер Может быть, в заводском коллективе и определится его судьба…»

До приезда Егора Татьяна чувствовала себя весьма неловко, живя в семье Клейменовых, хотя к ней, матери и Вадику все, кроме стариков, относились уважительно и заботливо. Ей казалось, что она со своей семьей является большой обузой в этой трудовой семье. Поэтому она потихоньку, чтоб не знал Гаврила Никонович, давала Варваре Семеновне деньги на питание и всячески старалась помогать.