Игорь Николаев - Запах пороха

— Перекусите, товарищ лейтенант!

Гуртовой механически взял котелок и кусок хлеба. Однако спохватился, глянул на часы и с сожалением вернул посудину:

— Поставь, Васильев. Потом… — но хлеб сунул в карман.

Второй взвод торопливо строился. Красноармейцы доедали щи, вываливали из крышек в котелок неначатую кашу, укладывали и завязывали вещмешки.

— Хоть пожрать бы…

— Там доедите, — спокойно отвечает Оноприенко. Сам он тоже не успел пообедать.

Вместе со вторым взводом ухожу и я к этой не ко времени обвалившейся трубе.

— Болото. Не объедешь… — сокрушался Оноприенко.

И верно, выстилка объездов заняла бы слишком много времени. Решили восстановить дорогу. Оноприенко оставил часть саперов расчищать опасную промоину, а остальных послал заготовлять лес тут же, в тридцати шагах от трубы.

С сожалением смотрели мы, как падали подпиленные березы. И жаль было их, и материал неважнецкий, да ничего не попишешь: некогда искать; что под рукой, то и брали. Саперы работали споро, руководил ими сержант Макуха, расторопный весельчак, незадолго до войны отслуживший срочную и не успевший еще износить армейскую форму. Отделенный чувствовал себя во взводе так, словно здесь и родился. Он продолжал точить лясы:

— Перед войной хотел было жениться, да костюм подвел, во!.. Пока искал пиджачок — невеста сбежала…

— Этого добра…

— В нашем кооперативе завоз…

— Тю! У нас без кооператива находят.

— Это как же? — Макуха прищурил глаза. Его красные пухлые щеки распирал смех.

— В одиночку. Всяк сам себе…

— Чудно!

— Да кто ж тебе будет женку подбирать?

— Во! Костюм, говорю.

— Тоже — рассказал… Ел не ел, а за обед почтут! Этак и Носов, из того взвода, может отмочить.

Макуха не обиделся за такое сравнение. Он ступал вслед за пильщиками и тюкал топором, смахивая с поваленных деревьев сучья. Под ногами вязко. Ему, видно, не хотелось лишний раз переступать по мокрому, и он с одного места тянулся далеко по стволу, доставая топором упругие ветки. На самой макушке поваленного дерева сержант заметил что-то белое. Заинтересовавшись, перебрался по кочкам, встал на лесину, протянул руку и снял большой бумажный лист.

— Во! Газетка на дереве, — сообщил он.

Пильщики приостановились. Один заметил:

— Высоко произрастает «Правда»! Не враз добудешь…

— В самом деле — «Правда», — вслух удивился сержант, расправляя газету. — Каким ее ветром занесло?

— Ветра теперь скрозь, командир.

— Однако, свежая. Сегодняшняя. — Макуха разглядывал газету. — Сводка вот. «Доблестные немецкие войска успешно продолжают наступление на Москву. Победный конец войны уже…»

Тут только до него дошло. Он замолк и уставился в текст. Стало ясно — в руках у него искусная вражеская подделка под «Правду».

В середине ноября началось второе наступление на нашу столицу. Из рук в руки ходили газеты с крупными заголовками: «Отстоим родную Москву!», «Разгромим врага!».

На нашем направлении противник тоже рвался вперед. Не сумев взять Тулу, пошел в обход, захватил Венев и медленно, но упорно продвигался к Кашире.

В эти дни мы находились вблизи Каширской электростанции. Она продолжала работать. Пожалуй, только наш вытянутый на марше полк и напоминал здесь о войне: сложная, динамичная обстановка уводила нас куда-то дальше, где мы были нужнее… На изгибах и поворотах дороги было видно, как одно за другим топают знакомые подразделения. Мне отчетливо запомнились почему-то два бронебойщика; они несли тяжелое противотанковое ружье на плечах, а к длинному стволу были подвешены вещмешки. Впереди них здоровенный детина держал в готовности ручной пулемет, чтобы стрелять по самолетам. Но авиация нас пока не беспокоила. Только однажды пара «мессершмиттов» неожиданно прошлась над колонной и свалила лошадь.

На привале командир первого взвода затеял беседу со своими подчиненными. Саперы расселись на обочине, вдоль канавы. Земля после дождей была влажная и холодная.

— Товарищи! — звонко, во весь голос взывал Федоров. — Нужно четко понимать сложность обстановки… налагает на нас вдвойне… смело выполним…

Люди курили, почти не слушая пылкую речь своего хилого, всегда безынициативного взводного, посматривали на него с нескрываемым равнодушием.

— Слышь, дезертира поймали, — решили проходящие красноармейцы, поглядывая на пылкого Федорова.