Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

— Тебе лучше? — спросила Эсуги, когда женщина едва скрылась за дверью.

— Да, — ответил Юсэк, желая ее успокоить.

— Я говорила тебе, что она добрая. Это только с виду она строгая, — пробормотала Эсуги, облегченно вздохнув.

Вечером хозяйка сняла с него повязки. Увидев, что волдыри почти исчезли, Эсуги была удивлена. Уходя, женщина забрала башмаки и вскоре вернулась, держа в руках сапоги и самотканые теплые носки. Поставив вещи к лежаку, она пристально поглядела на Юсэка и Эсуги и вдруг улыбнулась. Эсуги бросилась на колени и, не зная, как выразить свою благодарность, схватила ее руку, принялась целовать и что-то приговаривать. Женщина заметно смутилась и быстро ушла.

— Она, кажется, обиделась, — сказала Эсуги, опускаясь на край топчана.

— Зачем же ты так? Сразу на колени, — с укором произнес Юсэк. — Поклонилась бы слегка да сказала бы что-нибудь.

— Я и так говорила. А только она ничего не поняла, — виновато отозвалась Эсуги.

Эсуги верила, что рано или поздно ей удастся понять душу хозяйки. А пока ей было приятно чувствовать, что она принята в чужую семью.

Хозяйку звали Христина. Она казалась кудесницей. Через день Юсэк уже мог ходить, не ощущая боли, правда, еще не так уверенно. Эсуги была довольна, что может хоть чем-то услужить ему за все, что он для нее сделал. Они ходили взад и вперед по комнате, где, кроме массивного стола, табуретов и лежака, ничего не было.

В углу Юсэк заметил узкий дверной проем, завешанный цветной тканью. Раздвинув шторы, он увидел небольшую, квадратную комнату, с крохотным продолговатым окошечком. Это, очевидно, была спальня Хагу. Здесь стояли кровать, этажерка и столик, заваленный разными бумагами. На стене висели винтовка и сабля. Увидев оружие, Юсэк сразу же вспомнил о пистолете, который забрал у него Хагу. Прихрамывая, он подошел к кровати, заглянул под подушку и матрац.

— Ты что ищешь? — спросила Эсуги.

Не ответив, Юсэк вернулся к письменному столу, выдвинул ящик и увидел бумагу с размытыми следами крови. Он развернул и, не понимая написанного, стал внимательно разглядывать приклеенную снизу фотографию. Это был еще молодой русский мужчина со светлыми волосами. Неожиданно за спиной скрипнула наружная дверь, и Юсэк, не раздумывая, быстро спрятал бумагу обратно в стол. В проеме двери показалась хозяйка. Она смотрела на Юсэка перепуганными глазами.

— Кто вам разрешил входить сюда? — сказала она строго. — Хозяин будет гневаться, — добавила она шепотом и указала рукой на дверь.

Красноречивый жест был понятен Юсэку и Эсуги, поэтому они быстро вышли из комнаты. Женщина еще долго сокрушалась, потом подошла к сидящему на лежаке Юсэку, горько вздохнула и примирительно провела рукой по его сутулой спине. Вскоре она ушла. А Юсэк все еще думал о том человеке, чья фотография была в пятнах крови. Кому он, как и Бонсек, встал поперек пути? И он почему-то подумал о Хагу.

Юсэку стало душно, и он попросил Эсуги помочь ему выйти на улицу. Рядом с этой избой стояли почти такие же новые. Часть из них была еще не достроена, лежали свежеобтесанные бревна, топоры и пилы. Людей не было, и, может быть, поэтому пустые избы и безмолвный лес нагоняли тоску на Юсэка.

Эсуги же, напротив, была, как никогда, в приподнятом настроении.

— Тебе нравится здесь, Эсуги? — спросил ее Юсэк.

— А тебе разве нет? — Она немного подумала и добавила: — Мне хорошо везде, если рядом ты, Юсэк.

Он улыбнулся невесело. «Ах, Эсуги! Ничего-то она не ведает и не подозревает: ни о вторжении японцев, ни о том, что, возможно, Ира уже нет в живых. И что, возможно, и дальше предстоит жить в этой глуши, не увидев той России, о которой рассказывал Ир».

— Мне тоже здесь нравится, — покривил он душой. — Построим вот такую же избушку и станем в ней жить. А там… будет видно…

Эсуги обрадовалась еще больше. Она вбежала в одну из недостроенных изб и внимательно стала оглядывать ее изнутри, старательно сметая руками стружки с подоконников, словно изба уже принадлежала ей.

— А почему нет ондоля? — спросила она, сразу же поскучнев.

Наверное, вспомнила родную фанзу и детство, прожитое в тепле ондоля.

Заметив, что она притихла, Юсэк поспешно сказал:

— Нет, Эсуги, здесь ондоль не нужен. Это тебе не прогнившая лачуга, где одно спасение в ондоле. И потом — хватит валяться на полу, будем привыкать и к мягким кроватям.

От его слов Эсуги снова повеселела. Ей ужасно хотелось иметь свой уголок, крышу над головой. Лишь бы не блуждать снова в лабиринте звериных троп, не ведая того, что их поджидает.