Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

— Ты поближе к огню садись, — обратился к ней Юсэк. — Ночью знаешь как холодно.

— Далеко еще до границы? — тихо спросила она, ни к кому не обращаясь.

— Завтра до темноты выйдем к Уссури, — ответил Тыкчен.

— Неужели вы один ходили по этому пути? — Юсэк недоверчиво поглядел на Тыкчена.

— И не один раз…

— И всегда благополучно?

— Как видишь. Бояться здесь некого — людей нет. А зверя не тронешь — и он тебя обойдет.

Юсэк задумался. Странно, до сих пор он не остерегался хищных зверей, но с опаской обходил деревни. И с оглядкой, недоверчиво относился к этому человеку. Тыкчен наверняка успел обжечься на ком-то. Но откуда такое недоверие к людям появилось у него, Юсэка? Ведь до сих пор ему приходилось встречаться с людьми честными, добродушными… Конечно, попадались и откровенные негодяи, такие, как Санчир, Хэ Пхари и хунхузы… Но ведь их было гораздо меньше…

Юсэк мысленно поклялся впредь больше верить людям. Теперь он глядел на Тыкчена дружелюбно и виновато и, желая как-то понять его, сказал:

— Я заметил, что вы избегаете людей. Отчего вы их сторонитесь?

Было видно, что вопрос задел Тыкчена за живое. Он глянул испуганно и злобно.

— Вижу, что и ты не святой, — произнес он тихо, с оглядкой, хотя знал, что никто их не услышит. — Давно заметил, как ты меня опасаешься. И правильно делаешь: меня надо опасаться. Страшный я человек…

— Мы боимся не вас, а за вас, — попыталась пояснить Эсуги, пугливо прижимаясь к Юсэку. — Переживаем, что вы курите…

Тыкчен сидел молча, кусая губы.

— Тогда я еще не курил, — сказал он задумчиво. — Это я потом стал… потом, после того, что случилось.

— А что произошло? — спросила Эсуги.

— Я ведь измазан кровью. Оттого меня все пугаются. И вы тоже.

Блики огня заиграли на лице Тыкчена, и Эсуги вдруг показалось, что оно и вправду в крови. От испуга она прикрыла лицо руками и что-то тихо, почти про себя, пролепетала, очевидно, раскаивалась, что вынудила его на откровенность.

— Что вы мелете! — в ужасе прошептал Юсэк. — Вот до чего вас довела трубка…

Сказанное Тыкченом казалось чудовищным бредом.

— Вы видите, как корни цепляются за землю, не желая погибать? Видите? А я… я отрубил их, — произнес Тыкчен, не шевельнувшись.

— Вы наговариваете на себя! — взорвался Юсэк, вскакивая с места.

— Уймись, парень, — раздраженный Тыкчен обратил к нему холодное лицо. — Понятно — я мерзавец. Но раз в жизни могу сказать правду.

— Зачем вам нужно изливать душу перед чужими людьми? — Юсэк надеялся прекратить эти разговоры из-за Эсуги.

Тыкчен поднялся, поглядел в темноту, потом нехотя достал из мешка трубку, но тут же спрятал ее обратно и, опустившись на корточки к костру, стал подбрасывать в него хворостины.

— Гляжу я на вас, и от зависти меня воротит, — произнес он с дрожью в голосе. — Видать, и впрямь душа еще не совсем очерствела, коль бунтует. Вот и хочу потрясти ее перед вами, чтобы и вы не оступились так же, как я и моя жена Чани. Только не затыкайте мне рот. — Он снова поднялся, настороженно поглядел в темноту. — Вы, кажется, уже заметили, что я избегаю людей, — оборачиваясь к огню, вдруг начал он. — Но поверьте, с вами мне легко. Может быть, потому, что вы и есть тот самый не замутненный родничок, который исцеляет людей от разных недугов? А у меня жажда, и я хочу утолить ее, чтобы усмирить боль. Я знаю, мне не исцелиться, но глоток свежей водички хочу испить.

Тыкчен говорил тихо и медленно, с трудом воскрешая в памяти далекое прошлое.

— Мне шел только тринадцатый год, когда в нашу семью привели сноху. Звали ее Чани. Она была старше меня на восемь лет [50] Такие браки устраивали родители жениха, чтобы заполучить в семью рабочие руки. . Понятно — мне, мальчишке, было очень стыдно жить с нею в одной комнатушке, которую нам отгородили в пристройке дома. Я упрямился, не хотел туда заходить и за это всегда получал взбучку от матери. Чани относилась ко мне с уважением, как к мужу и младшему братишке. Кормила, заступалась, когда меня пытались обидеть мальчишки, а вечерами допоздна возилась по хозяйству. Словом, работала как положено. Шли годы. Постепенно я привык к ней, как привыкает малыш к няньке. Теперь не обижался на родителей, что они меня укладывали с нею в одну постель. Ну и как это водится — у нас появились дети: сперва — девочка, позже — мальчик. Жить было трудно, но друг друга мы не обижали. Вскоре погиб в шахте отец. Пятерых детей, не считая моих, нужно было поднимать на ноги.