В. Беляев - Огонь, вода и медные трубы

— Зайцев, а ведь мы молодцы! Крепко всыпали фрицам!

— Кто всыпал, а кто на дне траншеи отсиживался.

— Да что ты говоришь? Неужели, не все вели огонь?

Тут Зайцев подходит ко мне совсем вплотную и шепчет.

— Пигольдин ни одного выстрела не сделал. На дне траншеи отсиживался! Опасно было вести огонь! Ведь фрицевские пули в момент могли убить!

— Ты говоришь, что —то не то! У меня это не укладывается в сознании!.

— Укладывается, не укладывается, но это так!

— Зайцев, а ведь нам два раза помог пулемет, который вел огонь по фашистам с правого фланга..Кто этот пулеметчик?

— А я знаю этого пулеметчика! Ефрейтер Сатимов — узбек.

— Откуда ты это узнал? — в недоумении спрашиваю Зайцева.

— После того, как командир полка зачитал приказ, комбат подошел к нашему ротному и сказал, что на нашем правом фланге будет действовать станковый пулемет ефрейтера Сатимова.

Постепенно все успокоилось. Сердце пришло в нормальный ритм. Сразу же во всем теле наступила слабость. Сказалось огромное психическое напряжение. Как бы отключаюсь на некоторое время. Такое состояние бывает у молодых мам. За день набегается такая мама и засыпает крепким сном. Но, как бы крепко она не спала, при малейшем звуке из детской кроватки, вскакивает и подбегает к ребенку. Какой — то центр в голове сохраняет активность и поднимает ее при необходимости. Вот также и у бойцов в бою появляется такой же центр, который заставляет их вскакивать при малейшем изменении ситуации, при малейшей угрозе.

Лежу на дне траншеи, на спине. Вдруг мне показалось, что какая — то тень, что — то темное, перелетело над траншей с немецкой стороны на нашу. С быстротой молнии в голове пронеслась мысль, что немцы опять перешли в контратаку, наши бежали и я уже в тылу у фрицев..Мгновенно вскакиваю и опять ору.

— Зайцев! Зайцев! Что произошло?

— Ничего не произошло — невозмутимо ответил он.

— А что — то черное промелькнуло с немецкой стороны на нашу. Что это?

— Ничего не мелькало! Приснилось это тебе!

— Я не спал! Просто, отключился на одну минуту.

— Ну, а вот я не отключался и, кое — что, видел.

— А, что же ты мог увидеть?

— Пигольдин все время крутится у блиндажа, где лежат убитые немцы, чего — то. выискивает.

— Да хватит, Зайцев, рассказывать мне страсти — мордасти! Ты все что — нибудь подозреваешь! Пигольдин хоть иногда ведет себя странновато, но все — таки он наш человек! Наш в доску! Все будет нормально!

— Эх, молодежь, молодежь, ничего — то вы не видите!

Мы с Зайцевым были на самом левом фланге и, это обстоятельство имело роковое значение для нас.

Опять на отключке и, прихожу в себя, когда только стемнело.

— Зайцев! Почему нет команд?

— А я почем знаю!

— Ну, так сходи, посмотри! Тебе же ближе, чем мне!

Зайцев ушел, а через минуту вернулся и сообщил, что в траншее никого, кроме нас, нет.

Обстановка стала угрожающей. Если фрицы вернуться в свою траншею, то нам конец. Было неясно, что делать? Вдруг меня осенило.

— Зайцев! Ты сиди здесь, а я сползаю, посмотрю, где наши. Жди меня! Понял?

— Как не понять!

Идти в рост было нельзя, так как противник вел интенсивный огонь. Многочисленные огненные трассы прочерчивали черноту ночи на уровне пояса или груди. Выползаю из траншеи и ползу в тыл. Прополз совсем немного, услышал русскую речь. Обрадовался! Теперь стало ясно, что мы с Зайцевым не пропадем.

Сориентировался по местности и Луне, определил направление, по которому будет ползти Зайцев. Возвращаюсь в немецкую траншею и рассказываю Зайцеву о результатах своей разведки. Даю ему точные координаты и направление движения. Ползти вместе он отказался, заявив, что подождет результатов моих действий.

Пополз обратно в том направлении, откуда слышалась русская речь. Через некоторое время слышу грозный окрик: — «Стой, кто ползет?».

— Свои, свои — отвечаю, продолжая движение. Но невидимый владелец грозного окрика был неумолим.

— Стой! Стрелять буду!

— Да, свои же! Непонятливость владельца голоса начала меня бесить. Слышу, как защелкали затворы винтовок, загоняя патроны в патронники своего оружия. Ведь пристрелят, как пить дать, пристрелят — думаю и замираю в ожидании развязки.

— Почему ползешь с немецкой стороны?

— Наша рота вела наступательный бой. Мы заняли первую траншею немцев. Теперь в той траншее нет никого.

— Врешь, та рота сгорела на пшеничном поле! Это всем известно. Чуешь запах горелого мяса?

Втягиваю воздух носом и явственно ощущаю этот запах.