Николай Асанов - Огненная дуга

В три часа утра танковые части заняли исходные позиции для прорыва. Артиллерийский обстрел, начавшийся с вечера, продолжался все с той же неукротимой силой.

Уже невозможно было разобрать голоса отдельных батарей. Грохот тяжелых орудий, что били через головы первого и даже второго эшелона приготовившихся к броску частей, сливался с залпами легких пушек, расположенных в боевых порядках пехоты. Что же происходило там, за огневой линией русских батарей, у гитлеровцев, если даже здесь казалось: нечем дышать.

Роты Яблочкова и Подшивалова Сибирцев нашел в лощине, в лесу. Танки укрылись между деревьями. На них лежали ветви и листья, сбитые немецкими снарядами еще в первые часы артиллерийской перестрелки. Теперь фашисты больше не стреляли по лесу, а танкисты стояли возле машин, переговариваясь знаками. Рядом с каждым танком собрались автоматчики, которые должны были сопровождать танкистов в рейде. Пехотинцы волновались, многим из них приходилось участвовать в танковом прорыве впервые.

Один из танкистов проводил Сибирцева в землянку, где находились командиры рот.

Сюда грохот доносился слабее. Оглядевшись, Сибирцев узнал среди командиров Подшивалова, Яблочкова и Сереброва. Пехотный капитан сидел в углу, внимательно слушая разговоры танкистов.

— А, товарищ майор! — обрадованно закричал Яблочков, увидав Сибирцева. — Давно ждем, давно! А это наш десант! Как вам нравится? Встреча старых друзей. Фейерверк, иллюминация и салют. Ведь будет нам салют за сегодняшнюю ночку? Будет?

— Будет, будет! — улыбнулся Сибирцев.

— Что ж, выпьем за следующую встречу! — Яблочков поднял бутылку, в которой было еще немного вина, разлил его в кружки, пахнувшие бензином, которым пропахло все в землянке, и подал одну Сибирцеву, вторую Сереброву.

— Не могу, — отказался Серебров с сожалением, — здоровье не позволяет.

— Вот чудак, — удивился Яблочков, — а если фашисты всадят в тебя полкило осколков, что случится с твоим здоровьем?

— Ну, то судьба, по-научному — кисмет, — сказал Серебров. — А пока я жив, надо о здоровье заботиться. Вот старший лейтенант выпьет с удовольствием, — он указал на Ворона, который быстро писал что-то, положив на колени планшет.

— Письмо? — спросил Сибирцев.

— Да, — ответил Ворон, принимая от Яблочкова кружку. — Подшивалов опять получил свою сотню писем и вот попросил помочь.

Ворон с удовольствием выпил, крякнул и потянулся к столику, на котором стояли открытые консервные банки. Закусив, он снова склонился над планшетом, чему-то улыбаясь.

— Получается? — спросил Подшивалов.

— Получится, — уверенно ответил Ворон. — Можешь от нее больше писем не ждать. Мне писать будет.

Подшивалов склонился над листком, прочитал про себя письмо и с завистью сказал:

— Чистый Тургенев… Открыл бы курсы, что ли, как надо девушкам писать.

Сибирцев невольно подумал о том, как странно, что офицеры способны балагурить в такое серьезное, ответственное время. И тут же вспомнил, что и сам в последние минуты перед атакой старался отвлечься от мыслей о будущем. Ну что же, это и к лучшему! Значит, для боя все подготовлено…

Ординарец широко распахнул дверь землянки и сказал высоким голосом, почти фальцетом:

— Разрешите доложить, зеленая ракета строго на запад…

И по тому, как зазвенел его голос, как торжественно прозвучали его слова, почувствовалось, что для этого худенького мальчишки с исковырянным оспинами лицом наступила самая великая минута в жизни. И эта торжественность, сознание важности и неповторимости наступающего мгновенно преобразили всех.

Серебров поднялся и вытащил из кармана часы, словно для того, чтобы отметить, насколько точно началось наступление. Ворон тщательно свернул незаконченное письмо и положил в планшет. Подшивалов застегивал под подбородком шлем, надвинув его так, чтобы скрыть ожоги на лице. Яблочков вышел первым.

Командирский танк подошел к землянке. Яблочков широким жестом указал Сибирцеву на башенный люк, как будто приглашал его прокатиться в такси по Петровскому парку.

— Прошу, — сказал он. — Стрелять-то умеете?

Башенный стрелок, на место которого должен был сесть Сибирцев, стоял рядом с машиной и смотрел на Яблочкова такими печальными глазами, что Сибирцеву стало жаль его.

— Не горюй, Сашок, ты пойдешь на триста пятой, — сказал Яблочков.

— А почему вы не со мной, товарищ майор? — спросил у Сибирцева Подшивалов.

— Ладно, ладно, — закричал Яблочков, — с тобой Серебров идет. Все трофеи у меня отнять хочешь…