Николай Князев - Неудаленные сообщения

– Что-то вижу. В нашем городе тучи красавиц. Полки, дивизионы, тьмы, легионы красавиц, притом, не увидишь бесформенных. Заботятся. А как же, фитнес, бег на месте, бег по кругу, приседания с гирями, тучи красавиц, и не похожа одна на другую, вес, рост, талия, все единственное и неповторимое. Но ни одной не видел, чтоб зад не подчеркнут. Ты видел?

Боря не ответил.

– Я не видел. Знаешь, форма зада диктует линии лица. По заду легко можно догадаться насколько привлекательно лицо? Ты можешь, Боря?

И тут я получил в челюсть.

Я опустил голову и не ответил.

И получил некую власть над Борей. Теперь, в тупиковой ситуации, когда возразить мне нечего, могу заявить – а ты меня бил. Можно было довести его бешенства. Только никогда я не хотел злить его. Никогда.

Я тоскую. Скучаю. И уныние накрывает с головой. Нет его. Скользкий покатый пол, не обрести и секунды устойчивости, не найти радости от самого себя, не забыться в идущей от него на километры эйфории, в эйфории жадного и ненасытного желания жизни.

Вскоре он погиб. Что-то я успел увидеть. Но не два взрыва подряд.

Накануне получил СМС:

Скатерть белая!

Свеча!

Аромат от кулича!

Льется в рюмочку кагор,

Пить не много – уговор.

Разноцветие яиц

И улыбки светлых лиц!

С праздником!

Христос воскрес!

Доброты! Любви! Чудес!

Отправитель Боря Келдышев

Когда сыну старенькую NOKIA вручал, попросил все неудалённые СМС на флэшку сбросить, он сбросил. А мог бы и забыть, не забыл, спасибо. Сын Гера, Георгий, Жора – балбес. Можно вспомнить, «по плодам их узнаете их». Да. Был бы Боря, я был бы другой, лучше, и смоквы были бы не кислы, и Гера не балбес.

Или не были бы не кислы.

Боря стоял под буквой «М». Буква ярко-красная и подмигивает, это какая-то лампа внутри хочет перегореть. Он не уходил, заехал в челюсть и стоял, чего-то ждал. Чего? Реакции? Я же смотрел, как шаркают подошвами об асфальт прохожие: шнурки развязались, болтаются и мокрые – в лужу попали; каблук подломился, но нет, устоял, не сломался, кроссовки с подсветкой – на пятках полоски вспыхивают.

Постояли так, потом Боря засопел, набычился и направился вниз по ступенькам. Когда придерживался за перила и никого на пути – замечательно, но когда приходилось пережидать, пока идущие вверх обойдут его, тут очевидно – Боря не тверд на ногах.

Я решил проследить, пока он не сядет в вагон.

Он не сел, и до вагона не дошел.

Задержался у турникета. «Идите наверх, там троллейбус, автобус, а здесь поезда, пьяных не пускаем». «Кто пьяный? Это ты про кого?» Ну и в том духе.

Я подбежал, ухватил Борю за локоть. Он не стал упираться и мы вновь оказались за барной стойкой.

– Боря, Бике, девушка эта, знает, что твой сын Достоевский?

– Не начинай. Достоевский – я, сын только родился с ним в один день, тут связь тонкая, постигаемая с трудом. Не всегда и не всеми.

– Понятно. Так она знает?

– Что?

– Ну-у-у…

– Что знает? Ты уже спрашивал.

– А ты не ответил. Кто она?

– Она княгиня.

– Из Грузии? Там все князья.

– Не из Грузии. Бике – значит князева дочь, дочь князя. Только отец ее погиб, конные экскурсии проводил в Домбае, трос не мосту лопнул, спасал туристов, погиб. Так она рассказывает, погиб как герой, а она дочь князя – героя. Сейчас в семье дяди живет. Здесь.

– М-м. Бике! Горянка?

– А что?

– Так. Как ей здесь?

– Отлично. На «Скорой» работает. Медсестра.

– Откачивала тебя? А Борь? Представляю, мчитесь в скорой, она тебе капельницу ставит, а ты ее за коленку. А?

– Примерно так и было. Завидуешь?

– Может быть. И что дальше? Как ты… Как ты с ней?..

Боря молчит, отключился. Заснул. Картинно, с прямой спиной, с приподнятым подбородком.

Я позвонил Зое, своей жене, она сказала, – хорошо,– и отвезла Борю домой, к его жене и его сыну.

Боря очень хорошо водил машину, прошлый свой старенький «Фольксваген» всегда чинил сам, водил виртуозно, никогда и никуда не опаздывал, ни при каких пробках, при этом не припомню, чтоб он жаловался на штрафы, на ГАИ, в общем, родился с баранкой в руках. Поэтому в роли пассажира чувствовал себя ущемленным, осознавал, что всё пузыри – ущемлённость эта, подтрунивал над собой, однако чувство превосходства, как водителя, накатывало помимо воли.

– Зоя, желтый! Успеешь! Дави гашетку, Зоя, Зоя, Зоя, – не мог удержаться Боря.

И, не остывая, но желая уйти от пафоса, в ужасе кричал:

– Зоя, мост! – въезжали на мост.