Николай Князев - Неудаленные сообщения

В компании, однако, в центре всегда тот, кто с гитарой. Боря! Боря! Боря! Еще бы – перебирает струны; перебирает, перебирает, прислушивается к шорохам в дальних углах, не спешит, не торопится – саспенс. Наконец, подаст голос, сочный, прожаренный пустыней, напитанный восхищением и восторгами, чуть-чуть и истерика, но истерики нет и уже никаких шорохов, ни в каких углах.

Или стихи, по два часа, потоком, Пушкин, Шекспир и искренность какая-то бешеная и обезоруживающая, дарил себя безудержно и не скупясь, подливай только. Привычная лихорадка. Я, говорит, с пяти лет на сцене, даже раньше. Овации, «браво Келдышев, браво, браво!» Большой артист.

Занялся потом рекламой. Купил новую машину, сам уже мог подливать – не жалко. Но беспокойство не оставляло и прорывалось.

Тут снял серию роликов. Духи. Часы. Духи, ударение на первом слоге, в смысле – парфюм, не духи, которых не видно. Вот так – духи, часы, народный артист в кадре, умные глаза.

– Видел, кто у меня снялся? – спрашивает

– Борь, ты думаешь, я рекламу смотрю?

– Мог бы посмотреть… друг. Ты друг?

– Ладно тебе, Боря.

– Нет, не ладно. У меня диск с собой.

Зашли ко мне, смотрели ролики. Смотрели, выпивали, еще выпивали.

– Боря, ну реклама и реклама. «Творцы зачем? Творцы на хер! Криэйтором, пойдешь, криэйтором».

– Такой не было. Никогда. Че молчишь? Я все сам придумал. А звук? Ты… Нет, ты послушай.

Он опять ставил диск, – слушай звук. Закрой глаза, теперь открой, видишь, поворот головы, сейчас вступят струнные, а? Глаза! Ветер! Это тебе какой ветер? А? Ветер Келдышева. По ветру Келдышева запах угадывается. Так-то. Не было такого!

– Ну да, Боря, хорошо. Запахи, звуки. Чего ты хочешь? Зарабатываешь прилично. «Хонду» новую купил. Для денег же – и запахи, и звуки, наливай.

Он налил и замолчал.

Случился тормозок. Не идет разговор, спотыкается, падает, и встать никак. Чтоб выйти из пике, звоню Кудре. Друг его институтский, успешный вполне артист Федор Кудряшенок. Но его нет, ни в городе, ни в стране, снимается в Боготе, у Соловьева.

Боря стал нервничать, порывался уйти, но не уходил. Выпивали. Борю осенило – звонит народному артисту, тот снимает трубку, и они довольно долго говорят о восходящей звезде Кудри, о предстоящей премьере у народного артиста, о пластике и рекламе, о языке кино и сути театра, наконец, народный признает уникальность таланта рекламщика Келдышева… однако приезжать на праздник духов и часов отказывается.

– Машину подгоню, Игорь Брониславович. Уже завожу.

Но тот и от машины отказался. У великих артистов великие дела.

– В рекламе никогда не снимался. У меня снялся.

– Ну да. Сколько?

– Не понял.

– Месячную зарплату за пару часов?

– Я неделю снимал. Что ты понимаешь! Смотри, можно такое за два часа снять?

Он вставил диск, потянулся за пультом, но не стал включать, вдруг усмехнулся.

– Сейчас, она тебе скажет. Скажет. Бике, она с востока, потомок Магомета, а Магомет «больше всего на земле любил ароматы и женщин».

– Ароматы! – Боря звонил Бике, подружке с недавнего времени.

Там не отвечали.

Я налил. Он продолжал звонить. Я выпил. Боря звонил.

– Магомет больше всего на земле любил женщин и ароматы, – я закусывал, хрустел капустой, – но, – я дожевал капусту, – но истинное наслаждение находил только в молитве.

Боря не посмотрел на меня, выдохнул, опрокинул рюмку, достал из компьютера диск с роликами, стал искать ключи от своей «Хонды».

– Погоди. Какие ключи? Борис! Боря. Остынь. А-а, вот они, – ключи его почему-то оказались у меня в кармане.

Борис взял ключи, засопел, уставился в пол, помолчал, потом:

– Ты к чему это – «ис-тин-ное наслаждение»?

–Так, вспомнил, просто. Боря, Боря, постой! – Боря разворачивался к двери, – ты посмотри, – я кивнул на стол, – вторую допиваем. Постоит твоя «Хонда», никуда не денется, гляди сюда, – подтащил его к окну, – во – видно твою «Хонду». Из моего окна видно твою «Хонду», Боря, ну Боря. Сторожить буду. Я сторож другу моему.

Он скосил губы в подобие улыбки. Ладно.

Подходили к метро. Тут недалеко. Поравнялись с крылечком – высокие ступеньки, хромированные перила, над козырьком по одной через паузу вспыхивали буквы «Б» « А» « Р».

– Давай по стопке.

Борис дернул плечом и, привычно, в предчувствии согласия и радости, повел головой в сторону и вверх.

По стопке, так по стопке. Боря – подарок, и сам ты рядом подарком становишься, самому себе уж по крайней мере, все легко и чисто, и на подъеме, только народился и будто не приходилось вовсе ни кривляться, ни врать, ни бегать от судьбы. Сама судьба – восторг, вот он, Келдыш. Да и рано совсем, только темнеть начало.