Дмитрий Красавин - Так было

В Уфе до войны насчитывалось 250 000 жителей. Общее число прибывших в город рыбинцев – свыше 50 000 человек, до нас и после нас ежедневно прибывали эшелоны с людьми и оборудованием с предприятий Ленинграда, Запорожья, Одессы, Гомеля и многих других городов. Сказать, что город был перенаселен – значит, ничего не сказать. Уфа задыхалась от избытка людей, и всех надо было разместить, накормить, обуть, одеть…

Большинство работников 26 завода жило в землянках, палатках и ветхих, продуваемых ветрами бараках. У них отобрали паспорта, заменив их удостоверениями, в которых указывалось, что владелец сего является мобилизованным для работы на заводе, самовольный уход с которого будет считаться дезертирством, с привлечением к суду Военного трибунала.

Какими бы трудными не были времена, бабушка Маня всегда стремилась украсить быт цветами. Часть семян она привезла с собой из Мологи, но каждый год рядом с ее домом появлялись и новые сорта георгинов, пионов, ромашек. Когда в конце сороковых она переехала в Подольское (деревня на другой стороне Сутки, напротив Новинок), то и там под окнами ее нового большого дома скоро появился цветущий палисадник. Она бесплатно раздавала семена всем желающим, помогала советами, и вскоре такие палисадники расцвели возле многих домов и в Подольском, и в окрестных деревнях. Бабушка привезла цветы и в Рыбинск, сажала несколько раз под нашими окнами на Молодежной улице, но их всякий раз обрывали, не дав распуститься до конца, или затаптывали. Помню, как она за домом сеяла семена махрового мака по картошке. Мак быстро поднимался, закрывая собой кусты картошки разноцветными полосами: полоса белая, розовая, красная. Люди по дороге проезжали мимо и удивлялись – что там такое посажено? Мак рос для красоты, бабушка собирала его лишь на семена.

Анатолий, 1918 г.р. отличался богатырским сложением: руками гнул на спор подковы, пятаки сплющивал, сжимая между двумя пальцами. Весной 1941-го должен был вернуться из армии домой, но задержался – а там война. Долгое время от него не было никаких писем. Деревенские говорили бабушке Мане, что вероятно он погиб – вот и не пишет. Осенью 1942 года сын пришел к ней во сне и сказал, что жив, но был ранен – потому и писать не мог. Бабушка рассказала о своем вещем сне и как-то сразу успокоилась. А через месяц Анатолий и сам приехал на короткую побывку после госпиталя. Погиб он чуть позже, в феврале 1943 года, в боях около хутора Ясиновский Ростовской области, в звании гвардии старшего сержанта. Похоронен в братской могиле номер 13. (КПЯО, том 5, стр. 424)

Юрий, 1924 г.р. был в войну командиром взвода. От него тоже потом долго не приходило писем. Бабушка однажды просыпается и говорит: "Жив Юрка". Ей снова приснился вещий сон: в доме под иконами стоит гроб, а в нем Юрий. Она сидит у гроба, плачет, он поднимает голову и говорит: "Не плач мама, жив я". Оказалось, тоже был ранен и лежал в госпитале. В конце войны солдаты его взвода разграбили в Германии ларек с вином – а Юрия за мародерство подчиненных осудили на 5 лет. Политрук тогда сказал: "Хорошо, политику не приписали". Отбывал срок в Сибири. Вернулся в конце сороковых, женился, приняли в колхоз трактористом. Работал на пару со своим младшим братом, Ординером. Однажды выпили они. Ординер пошел к себе домой, в Подольское, а Юрий к себе – в Новинки, на другой берег Сутки. Перешел речку через брод, поднялся по обрыву на другой берег. Кепку нашли на самом верху, а как его тело оказалось внизу в небольшом омуте – неизвестно. Установили, что смерть наступила до того, как он попал в воду. Разбираться никто не стал – так и не знаем, что случилось.

Бабушке Мане в ночь перед тем, как нашли тело ее сына, снова приснился сон. Он обещал прийти к ней утром и полить капусту. Она смотрит в окно, а по прогону (дорога недалеко от дома, по которой обычно гнали стадо) идет Юрий и плачет. Она зовет его, а он, не оборачиваясь, так и ушел.