Александр Головко - Там, где пехота не пройдет Суворов. Колонтаенко

Успешное проведение Тацинской операции полностью лишило 6-ю армию Паулюса возможности оказывать сопротивление нашим войскам, и им пришлось капитулировать.

* * *

Поведать о героях − мало прозы, душой к возвышенному слогу тянет. Участники похода, словно в сказке: былинные герои – Пересветы, Никитичи, Добрыни, Ярополки и Муромцы − прошлись по басурманам. И удаль, и отвагу показали, как русичи в сражениях, и ныне противника сумели победить!

Пленённый Паулюс даёт показания.

Колонна военнопленных немцев.

Гвардии лейтенант Суворов и гвардии капитан Логинов .

Дрезден, 1945 год, госпиталь .

А что же наш Суворов? – Он танкистов

Родную роту в рейде возглавлял.

Был комиссаром, бил, как все, фашистов,

Себя среди других не выделял.

Рассказывая о былых походах

В победный год, когда цвели сады,

Он вспоминал те боевые годы,

Своих друзей погибших молодых:

− Мы знали всё о точке невозврата,

Дойти туда, а как потом назад?

Коль повезёт – с победою обратно,

Но так ничтожен на возврат расклад…

Боекомплект, как водится, был полон.

И шли ребята сквозь огонь и дым,

Солдат в войне судьбе своей не волен,

Но как нам жить хотелось молодым!

Ребята в танке – как родные братья,

(Будь командир ты или рядовой),

Хотел бы поимённо всех назвать я,

Тогда из них ведь каждый был живой…

В большом и крепком этом механизме

Я тоже был лишь винтиком одним,

Но вместе дрались мы во имя жизни,

Дух общий был в бою непобедим!

И пусть враги сильны, кто б сомневался,

Но знали мы, за что на смерть идём!

Мой командирский танк вперёд прорвался –

Топтал зенитки сталью, бил огнём.

Фашисты драпали. Из пулемётов

Мы укорачивали их неверный бег,

Потом добрались и до самолётов,

И – ну давай давить их в грязный снег!

Мы мяли «Хенкелей», их фюзеляжи,

Шли с «Юнкерсами» на земной таран.

Те складывались кораблём бумажным,

И разрывались с треском пополам.

Фашистов проутюжили с размахом,

Снег превратив в кровавое желе.

Всё кончилось для немцев полным крахом:

Осталась эскадрилья на земле!

медаль «За оборону Сталинграда»

Итак, Суворов. Давние записки – клочки оставшихся нелёгких дат − о прошлом, о войне, однополчанах. Но, может, поздновато вспоминать…

– В землице братья, имена их стёрлись, с кем я делился хлебом и махрой. Из боя выйдя, в танке засыпали, в короткие от боя передышки, одной семьёй, уставшие бойцы. Без сил лежали рядом мы вповалку, в уставшем чреве танка, все забыв.

Хоть зной, хоть стужа, спать всегда хотелось. А до войны − гуляли по ночам, с подругами встречались в родимой довоенной стороне. О светлой жизни, будущем мечтали, весь день в заботах, танцы вечерком – кружили в клубе вальсы и фокстроты. До зорьки мы с подругами гуляли, а утром с ног валились, засыпая, за что бранили старшие порой…

Эх, где ж вы, где, денёчки золотые, умчались в бесконечные миры, как облака по небу улетают, назад не возвращаясь никогда…

Марию встретил – милую малышку, голубку белокрылую свою! И чувство в нашем сердце народилось, и зацвело, как розовый миндаль. Её я средь других девчат приметил, ухаживая, сердце предложил. И, сочетавшись, мы с моей Маришей, пошли по жизни торною тропой.

Валера, сын родился в сорок первом − наш первенец, восторг я не таил, но тут война все планы оборвала…

Как сон кошмарный всё смешалось сразу: о Родине заботы, о своих… Разлились краски, в них беда и горе измазали Надежду чёрным цветом. Он с красным цветом – цветом нашей крови, сливался и с солёно-горьким вкусом, со вкусом слёз напиток тот – коктейль. Четыре года смерти ненасытной, гулявшей по России и в Европе, пока не нахлебались тех страданий, беды со жмыхом, горя с лебедой, пока войну, как бешеную псину, не придавили в логове её.