Сергей Ковальчук: Великая Отечественная война глазами очевидцев

Наконец, пришли мы в Саратов. И первое, что мы увидели… нас послали скалывать на путях лед, пока переформировывали. И патрулями ходили по улицам Саратова. По центру, по улице Чернышевского. Идем по одной стороне улицы. Нам говорят: «по той стороне поляки, с ними не общайтесь!»

Смотрю – «попугайская форма». Мы во всем сером, а там «конфедератки», погоны, которые, как мы считали, только у врагов. Это было польское войско Андерса, как потом мы узнали. Вот такое было впечатление.

И это войско прошло через Иран в Африку, а оттуда в Италию. И вот, знаменитый Монте-Кассино, там была битва, где эта армия показала себя. Больше, чем половина ее погибла там, но они взяли это Монте-Кассино, и тогда пошли уже они через Италию дальше, на север.

У поляков это Монте-Кассино играло очень важное значение. Есть такая песня: «Красные маки Монте-Кассино». И вместе вот с этой армией Андерса разрешено было взять поляков, которых мы взяли в плен. Они записывались все, даже полуслепые, лишь бы выбраться из Советского Союза. Потому что они как на каторге здесь были. И среди них был тот, кто стал потом президентом Израиля.

А почему через Иран они пошли? Потому что половина Ирана по договоренности была оккупирована нашими войсками, а вторая половина английскими. Чтобы немцы не вошли. И уже после войны там были. И вот, наш завод, ГАЗ, получал по Ленд-Лизу автомобили в разобранном виде как раз через Иран. Привозили в разобранном виде, а в Горьком уже собирали десятки тысяч «Студебеккеров», «Доджей» и «Фордов».

И в феврале 1942 года нас переформировали, одели в новое «с иголочки» обмундирование. Зимняя форма, рукавицы с «одним пальцем». А морозы тогда стояли под сорок градусов. И пошли мы. Шли всю дорогу только ночами, а днем отсыпались у местных жителей. Но это целая история, я не буду рассказывать. Потому что нас сформировали, посадили в эшелон. В «телячьи» вагоны. В центре вагона железная печка, нары. И очень быстро привезли на фронт. В Воронежскую область, в Касторное.

Это начало февраля, снег, нас всех выгрузили. Больше половины батальона уже была из новых, но и много было еще тех, с кем я начинал. Приезжаем, и нам говорят: «разбирайте каждый помещения!»

А почему? Потому что жителей нет, все убежали и дома стояли пустые. Нам досталось какое-то помещение. Мы туда входим. Что такое? Дверь заперта. Сорвали замок, а комната на метр в высоту набита трупами убитых. И нам пришлось их всех вытаскивать и занимать это место.

И я помню, 23 февраля мы еще там были, День Красной Армии. И в армейской газете было напечатано выступление Рузвельта. Я его запомнил. Он объяснял, почему демократические страны всегда проигрывают войны. Потому что у фашистов нет никаких ограничений, они считают, что можно творить что угодно и использовать любые средства. А слабость их, демократов, в том, что они даже в этих условиях должны были проявлять человечность.

Ну, нам это читать было смешно, но он так в этом всех убеждал. Поэтому у фашистов было преимущество. А преимущество американцев было в том, он писал, что они экономически сильнее. Они помогут Ленд-Лизом, и на просторы Советского Союза будут переброшены заводы.

И вот, когда мы там оказались, то мы поняли, что Ленд-Лиз уже действует. Мы уже увидели американские машины. Там мы были недолго и нас в марте перебросили на юг, в Харьковскую область. Там организовалось огромное наступление.

Наш строительный батальон строил там десятки дзотов, минировали. Все это подготовили и пошли в огромное наступление. Это наступление было уже в конце апреля – начале мая. И наши войска очень быстро продвигались. Немцы отступали. И когда продвинулись совсем далеко, они отрезали. И опять сотни тысяч пленных.

И опять наш батальон не попал в этот «котел». Почему? Во-первых, мы были строителями. А это значит, что мы не в самом авангарде были. Мы построим, и назад отходим. Я лежал в это время в госпитале. Прибегает туда наш боец, и говорит мне:

– Борис, командир сказал срочно уходить!

– Почему?

– Мы отходим!

Я говорю:

– Так я же в нательном белье. А потом, у меня нет противогаза.

А за противогаз тогда спрашивали, как за оружие. Но оружие сдал, а противогаз с собой.

– Да какой противогаз? Найдем потом. Беги вот так, в чем есть!

Это было летом, я прибежал, меня обмундировали, противогаз простили. И мы стали отходить. И отходили мы в сторону Сталинграда. Началось отступление. И вдруг, мы узнаем, что немецкие танки из Воронежа уже на сотни километров по степи продвинулись.