И таким образом, из двенадцати человек шестеро «отказались ехать в это училище». В том числе и я упал после этой центрифуги. Вторая комиссия была еще хитрее. Сидишь. Тебе командуют встать и идти по дорожке. Доходишь до середины дорожки, и она проваливается в бездну. Я шел, упал. Удачно упал, мягко. Мне командуют: «встать!»
Я встал, и только поставил левую ногу на землю, у меня закружилась голова и я упал. И вторую комиссию я тоже не прошел. Другие комиссии были не такие хитрые. В общем, нас не взяли в летчики. Из двенадцати человек восемь отправили в пехоту, в том числе и меня.
Дальше пошла учеба, подготовка на автоматчиков, минометчиков. Была краткая подготовка. Я попал в лагерь под Чебаркулем. Это были бывшие овощехранилища, они были пустыми. И их превратили в казармы. Длина такой казармы была сто пятьдесят метров. Там было три отделения и в каждом отделении было по роте солдат, по сто человек. Матрасов не было, вернее, они были соломенные. И соломенные одеяла и подушки. Нам выдали старые шинели, ботинки больших размеров. Короче говоря, мы были там как заключенные.
И проходили военную подготовку как настоящие заключенные. Кормили нас очень плохо. Мы писали про это письма, я тоже писал. И вот, моя мать как-то сумела добраться до этого лагеря и привезти мне вещмешок с домашними припасами. И вот так нас наши родители поддерживали примерно полтора месяца.
За это время появились «слабосильные роты». Что это такое. А то, что люди не могли вставать, не могли одеваться и уже не могли идти. Это все от такого питания. А кого родители поддерживали, те могли заниматься: бегать, зарядкой заниматься.
А у других из восьмидесяти человек тридцать положили в больницу. Такое положение, конечно, было не нормальным. Мы, новобранцы, решили, что здесь какое-то вредительство, чтобы солдаты не попали на фронт. Собрались и решили, что нужно что-то предпринять.
И ночью, после отбоя, мы посовещались где-то около часа, и решили: или бежать на железнодорожную станцию и ехать на запад, или напишем письмо командованию, прямо Сталину. Судили-рядили и остановились на письме. А как отправить? Цензура-то не пропускала такие вещи.
И мы узнали, что завтра уходит маршевая рота на фронт. Мы написали письмо от руки химическим карандашом, запечатали в треугольник и передали одному бойцу, который шел с маршевой ротой на фронт. Удивительно, но письмо до Москвы дошло очень быстро, и через неделю к нам приехал генерал-майор с тремя офицерами.
В тот день, когда они приехали, мы были на стрельбище, стреляли из автоматов. Конечно, мы не знали, что такая комиссия приедет. Они к нам приехали, генерал поздоровался с нами и спрашивает:
– Ну как, ребята, отстреляли?
– Хорошо, товарищ генерал!
– Ну а все же, у кого отличная стрельба, пятерка, поднимите руку!
И около семидесяти процентов стреляли отлично. Генерал обрадовался, достает из кармана наше письмо в треугольнике и спрашивает:
– Кто написал вот это письмо? Это ваше письмо?
Ну кто же скажет, что это он написал? Конечно же, никто не сознался. Он говорит:
– Ну ладно, с цензурой у вас тоже правильно. А то, что здесь написано – все правильно! Мы уже разобрались. Вас кормили из рук вон плохо, пьянствовали тут.
А наш командир полка рядом с ним стоял. Он был без руки, полковник. И молчал, потому что сказать ему было нечего. И вот генерал говорит:
– С сегодняшнего дня вы все это обмундирование с себя снимите и вас переоденут. А сейчас идите обедать. После обеда мы с вами еще встретимся.
Мы пришли обедать в столовую. Заходим – е-мое, все деревянные столы и скамейки выбросили. Стоят настоящие столы, стулья, на столах большие «пузатые» кастрюли, из них пахнет так хорошо и приятно. Миски новые. Вот как хорошо поработали за одну ночь.
И вот, сели за стол. Впервые рисовую кашу с маслом поели. Впервые компот выпили. И впервые белый хлеб попробовали, целых двести граммов. И вот, после этого вышли, построились. Генерал говорит:
– Ну что, товарищи бойцы, обед понравился?
– Да, товарищ генерал!
– Наелись?
– Никак нет, товарищ генерал. (Смеется).
– Вот что, ребята. С сегодняшнего дня вас так, как сейчас, будут кормить две недели. А через две недели вас отправят маршевой ротой. Занимайтесь, не обижайтесь на командование! У вас тут было вредительство. А вашего начальника продовольствия мы расстреляли.
А кто-то говорит:
– Товарищ генерал, а почему без суда и следствия? Перед нами его надо было расстрелять!
Читать дальше