Богдан Сушинский - Власов - восхождение на эшафот

Когда Власов ушел в отведенный ему квартирмейстерами дом, Буняченко собрал командиров полков, батальонов и отдельных подразделений и, вкратце передав разговор с командармом, поставил их перед выбором: кто пожелает, пусть остается, складывает оружие и ждет решения своей судьбы в американских штабах. Кто не желает этого, пусть уходит – с оружием или без оружия, в форме или в гражданской одежке, у кого она имеется…

– Соберите командиров рот и взводов, – посоветовал командирам. – Никого не невольте. Если кто-то пожелает сдаться красным, пусть сдается. Хотя офицерам делать этого не советовал бы: офицеров коммунисты будут расстреливать без суда, попомните мое слово.

– И что, генерал Власов тоже решил сдаться американцам? – спросил полковник Сахаров. Он к советским гражданам никогда не принадлежал и был уверен, что красным американцы его не выдадут. – Неужели командарм не предусмотрел никакого варианта побега?! Неужели, женившись на очень богатой вдове-эсэсовке, генерал так и не подготовил для себя какого-то пристанища: то ли здесь, то ли в районе вверенного Хейди фон Биленберг армейского санатория?

– В том-то и дело, что он вообще ничего не предусмотрел, – иронично поморщился комдив. – У меня складывается впечатления, что и не способен был что-либо предусмотреть.

– Да пропил он армию! – возмутился кто-то из комбатов. – Вы что, не видели, как он в последние недели вел себя?! То пьянствовал, то в женихи подавался, кавалер драный! Все пропил: и себя, и нас, саму идею освободительного движения пропил и проср… пардон! [100]

– Нет никого страшнее в армии, чем безвольный, потерявший веру в себя и своих солдат командир, – согласился с ним бывший царский, а затем белый офицер Сахаров. – По прошлым войнам знаю.

– Вы правы, – вынужден был признать Буняченко, – вместо того чтобы спасать себя и солдат, он пытается доказать, что он, видите ли, не предатель! Он почему-то решил, что, оказавшись в подвалах СМЕРШа, а затем НКВД, сумеет доказать, что, мол, предателем никогда не был, а наоборот, спасал от лагерей тысячи русских военнопленных. Вчера он показал мне, что у него хранится в потайных карманах. И знаете, что там? Партбилет коммуниста, удостоверение командующего 2-й Ударной армией и расчетная книжка красного командира. Он уверовал в то, что, сдавшись с этими документами энкавэдистам, сумеет разжалобить их, убедить, что он не предатель, и после всего того, что он натворил, вымолить у Сталина помилование и прощение.

– Как же он так мог?! – с изумлением воспринял это известие полковник Сахаров. – Господи, как я позволил себе довериться такому человеку, такой бездари?!

Как только совещание завершилось, в штабную комнату к Буняченко вошли порученец Родан и лейтенант Грабаш.

– Разведывательно-диверсионный батальон майора Костенко решил не складывать оружия и не сдаваться, – доложил порученец.

– Наоборот, он сейчас усиленно вооружается, конфисковывая у тех, что готовы сдаться, ручные пулеметы, фаустпатроны, гранаты и все прочее, – добавил лейтенант. – Наш «Горный легион» делает то же самое. Нас теперь тридцать два человека, все вооружены до зубов и в красноармейской форме.

– И что дальше? – спросил Буняченко, поморщившись от очередного приступа боли в ногах.

– Ночью, вместе с разведчиками Костенко, уходим в Рудные горы и движемся в сторону Судет, оттуда – в сторону Карпат. Какое-то время действуем вместе с батальоном, затем уходим сами. С нами пойдет один судетский немец, который неплохо владеет и польским и чешским языками, в Судетах он поможет нам какое-то время отсидеться на одном из горных хуторов. Ну а дальше жизнь покажет. В той суматохе, которая будет наблюдаться в здешних краях до самого лета, думаю, сумеем пройти до Карпат.

Буняченко развернул на столе карту, мысленно проложил маршрут «Горного легиона» до границ Украины и, подняв голову, со смертельной усталостью во взгляде посмотрел на офицеров.

– Главное, что у вас есть цель. Сейчас нет ничего страшнее, чем бесцельное метание по чужбинам.

– Потому и говорим, батька генерал: уходим вместе. Американцы вас не принимают, а красные – не помилуют. Если уж умирать – то по-казацки, на воле, а не в подвалах НКВД.

– Я знал, что предложите мне это, – мрачно проворчал генерал. – И спасибо, что не забыли. Да только не с моими опухшими венозными ногами в горах сейчас партизанить, не с моими…

– Но ведь… – попробовал было возразить капитан, однако генерал прервал его: – Сказано уже!..