Богдан Сушинский - Власов - восхождение на эшафот

– Именно такой линии, господин командарм, я и стану придерживаться.

В тот же день Власов встретился с только что прибывшими во Фюссен Ашенбреннером и Крёгером, а также со Штрик-Штрикфельдтом. Поначалу разговор зашел об общей ситуации, при этом все сходились во мнении, что нужно каким-то образом спасать части КОНРа от гибели под ударами и советских, и англо-американских войск. Когда все, что можно было высказать по этому поводу, генералы услышали, командарм решил, что пора уведомить немцев о миссии Малышкина. Но в это время Ашенбреннер неожиданно сказал:

– Как вы, генерал Власов, смотрите на то, чтобы мы направили на переговоры с американцами преданного делу Русского освободительного движения Штрик-Штрикфельдта?

Власов облегченно вздохнул и едва заметно улыбнулся.

– Лучшего парламентера нам не найти, поскольку его попросту не существует. Как вы сами относитесь к этому заданию, Вильфрид Карлович?

– С пониманием, – последовал короткий ответ капитана.

– Но считаю, что американцы неправильно поймут нас, господин Ашенбреннер, если обнаружат, что о судьбе русских войск КОНРа ведет переговоры немецкий офицер. Поэтому предлагаю отправить туда двух парламентеров: генерала Малышкина и капитана Штрик-Штрикфельдта.

– Поскольку официально переговоры с командованием англо-американских войск фюрером запрещены, – подключился к разговору доктор Крёгер, – то полагаю, что капитан должен переходить линию фронта под видом русского добровольца, имея при этом соответствующие документы. Кроме того, мы подготовим для обоих парламентеров пропуск, позволяющий им свободно перемещаться в прифронтовой полосе. Это единственное, что может спасти их при встрече с армейскими патрулями, или, того хуже, с разъездами молодых эсэсовцев из организации «СС-вервольф», которые прямо на месте казнят всякого, кого заподозрят в дезертирстве.

Уже вернувшись в Чехию, в свою Ставку в селении Сухомасты, Власов узнал от штабистов, что Малышкин действительно добрался до штаба 20-го американского корпуса, а оттуда пробился на прием к командующему 7-й американской армией генералу Пэтчу. Американцы в самом деле позволили парламентеру связаться со своим штабом по рации, но только для того, чтобы передать настоятельный совет генерала Пэтча: сдаваться командарм Власов со своими полками должен не англо-американцам, а своим, русским, поскольку в любом случае союзники вынуждены будут передавать его солдат русским оккупационным властям. Никакому обсуждению этот вопрос уже не подлежит. Что же касается самого Малышкина, то американцы отправляют его в Аугсбург, в лагерь для военнопленных.

Власов воспринял эту пощечину американцев настолько болезненно, что в тот же день изрядно выпил, чем вызвал раздражение у штабистов, в среде которых и так уже давно сетовали на то, что командарм губит и их, и себя. Вместо того чтобы с кем-то вести переговоры, куда-то, например, в Югославию, Швейцарию или в Грецию пробиваться, чтобы готовить какие-то секретные горные базы в Альпах, в которых хоть на какое-то время можно было бы укрыться, их командарм предается то женитьбе на вдове, с полумедовым месяцем, то пьянке, то еще какому-то совершенно безумному веселью.

А тем временем генерал Мальцев самостоятельно решил вести переговоры с командиром 12-го корпуса американских войск, выставив только одно условие капитуляции – не выдавать его и других служащих ВВС Комитета Освобождения советской стороне. Американский генерал пообещал это, хотя на столе у него уже лежал приказ Объединенного командования союзных войск, которым, со ссылкой на соглашение, подписанное в Ялте между Сталиным, президентом США Франклином Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, предписывалось передавать советской стороне всех граждан СССР, которые окажутся в англо-американской зоне оккупации. При этом особое внимание обращалось на бывших граждан Союза, которые будут взяты в плен в немецкой военной форме [97].

Спустя несколько дней Власов был извещен своими штабистами, что весь личный состав ВВС Комитета Освобождения со всей имеющейся у него техникой и военным имуществом сдался в плен американцам. Командарм воспринял это сообщение стоически. Наверное, это был единственный в мировой истории войн случай, когда, узнав о сдаче врагу сразу нескольких тысяч своих солдат, командующий армией не только не огорчился, но даже с облегчением вздохнул, считая, что теперь уже за судьбы части вверенных ему людей он может быть спокоен.