Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться (сборник)

– Э, что ты шаришь по своим дырявым, – махнула рукой старуха. – Теперь, если человек не убил тебя и даже не угрожает убить, почитай его как святого. А ты по-хорошему спросил. Отвела бы к себе, в Куманевку. Так ведь там полно германцев. Да и свои, полицаи которые, тоже не помилуют.

Сейчас Николай вспоминал эту старушку, досадуя на себя, что и ручей давно потерял, и дороги не смог отыскать.

Вчера вечером он еще цеплялся за какую-то едва приметную тропинку, а теперь брел наугад, предчувствуя, что двенадцать километров, о которых говорила старуха, уже растянулись для него во все двадцать пять. Впрочем, когда-нибудь этот проклятый лес все же кончится. Должно же на его пути встретиться село, ну хоть хуторок какой-нибудь захудалый, хоть какая-то живая душа, пусть даже вражья…

Время от времени он останавливался и приваливался плечом к стволу дерева или повисал на низкой ветке, чтобы передохнуть. Сесть уже не решался – боялся, что не хватит сил подняться.

«Выбраться из стольких передряг, чтобы достаться на ужин отощавшему волку! Нет, это несправедливо! Вся война – сплошная несправедливость. Но это уже последняя грань…»

В одной из лесных долин Крамарчук набрел на небольшой ручеек, который сочился из родника, надежно спрятавшегося под плоской, позеленевшей от мха каменной глыбой. Утолил жажду и почувствовал, что дальше идти он уже не в состоянии: нужно хоть немного поспать. Забравшись в густой ельник, Николай устроил себе постель из еловых веток и лег на спину, положив рядом пистолет и прижав к груди пахнущий смазкой автомат. Сырые ветки приятно холодили пышащее жаром тело, а солнечные лучи, проникавшие сквозь крону молодой ели, теперь уже не обжигали его лицо, а казались теплыми и ласковыми. И птицы… Птицы пели сейчас только ему одному.

Давно пора было уснуть, но взбудораженная память услужливо возрождала эпизоды последнего боя.

Тогда их, разведчиков, еще было шестеро. И возвращались они в лагерь в радостном возбуждении: наконец-то засада, уже третья в течение недели, удалась. Они забросали гранатами выехавшие из крепости машины и потом несколько минут обстреливали покореженный транспорт из автоматов, пока на помощь троим уцелевшим немцам не подоспела охрана появившейся вблизи автоколонны. Судя по всему, двенадцать-тринадцать солдат, которые ехали в машине вслед за «фюрер-пропаганд-машинен» Штубера – это все, что оставалось от его группы. Так что теперь они могли спокойно доложить Беркуту, что спецкоманды «Рыцарей Черного леса» больше не существует.

За те трое суток, которые разведчики провели вне отряда, ночуя у одного из сельских подпольщиков, они узнали, что окрестные леса наводнены карателями, слышали, что оттуда днем и ночью доносилась стрельба, и даже видели, как в деревню въезжали машины с ранеными во время карательной экспедиции немцами и полицаями. Очевидно, и Штубер со своими головорезами направлялся на помощь карателям.

Да, все это они – Крамарчук, Мазовецкий и четверо других бойцов – знали. Однако знали и то, что это была не первая карательная экспедиция. И каждый раз всем трем партизанским отрядам удавалось прорваться из окружения или продержаться, пока потрепанные каратели не уберутся из леса восвояси.

Поэтому впервые по-настоящему встревожились лишь тогда, когда километрах в пяти от лагеря случайно наткнулись на умирающего Готванюка. Возможно, фашисты решили, что он погиб, как те двое бойцов, чьи тела так и остались лежать чуть дальше, на склоне оврага, а может, просто не заметили его в ложбинке под кроной поваленной буреломом ели… Партизаны услышали угасающий стон Готванюка, напоили водой и, когда он на несколько минут пришел в себя, успели спросить, что с отрядом.

– Мы прикрывали… – еле слышно пробормотал Готванюк. – Беркут отвлек… Стянул к себе… Чтобы «Мститель» и «Чапаевец»… ушли…

– А командир? Где командир?

– Погиб. Все погибли. В лагере… засада.

– Ты сам видел, как погиб Беркут? – допрашивался Крамарчук. – Скажи: ты это видел?!

– Где он погиб? Скажи, где он погиб? – принялся тормошить его и Мазовецкий, но не смог добиться больше ни слова. Так, на руках Мазовецкого, Готванюк и умер.

Помня о предостережении Федора, к лагерю они не пошли. Всех троих похоронили в братской могиле и до позднего вечера бродили по лесу, пытаясь найти хоть какие-то следы партизан. Но вместо них дважды натыкались на полицейские засады, и двое из группы уже были легко ранены. Ночь они провели в каком-то глубоком влажном овраге, не разводя огня, а на рассвете снова напоролись на фашистов и полицаев.