Он пытался объяснить своим палачам, что ни в чем не повинен, что предан рейху, что служил в полиции и готов служить впредь. Но эсэсовцы лишь удивленно поглядывали на него, потому что ни один не понимал по-украински или по-русски, и продолжали молча делать свое дело.
37
На рассвете Гуртовенко затащили в кабинет Роттенберга, усадили на стул. Штурмбаннфюрер молча махнул рукой и солдаты исчезли.
– Мы одни, – произнес шеф гестапо, внимательно изучая работу своих подчиненных. – Ты прекрасно понимаешь, что уже не выберешься отсюда. И пытки могут продолжаться месяц, два, год… Нам некуда спешить. Но даже из такой ситуации есть выход. Свобода – это для тебя, разумеется, слишком… Но согласись, концлагерь – это тоже шанс на спасение. Если, конечно, услышим от тебя что-либо интересующее нас.
– До сих пор меня ни о чем не спрашивали, – произнес Гуртовенко, едва выговаривая слова. – Только били. И ни о чем… Били и ни о чем… Я отвечу…
– Неужели никто не вел допрос?! – изумился Роттенберг. – Это им так не пройдет. Хотя, если по правде, мы ведь специально подбираем сюда молчаливых парней. Ничего не поделаешь: такая работа. С какой целью тебя засылали в партизанский отряд?
– А разве вы не знаете?
– В общих чертах. Меня интересует, какое конкретно задание дал тебе лично Штубер.
– Я должен был прижиться в лагере. И ждать указаний.
– Со временем ты должен был перейти в отряд Беркута?
– Нет. Возможно, такое задание имел Звонарь. Я точно не знаю, я так думаю…
– Беркут встречался с вами? Разговаривал?
– Да.
– Что его интересовало?
– Я должен был осуществлять связь между его группой и отрядом «Мститель». Он спрашивал, кто я, откуда. Хотел убедиться, что я действительно бывший пленный, а не ваш агент.
– Но ты считаешь, что он подозревал тебя?
– Кажется, подозревал. Ведь только что раскрыли Звонаря.
– Как это произошло?
– Не знаю. Он должен был выдавать себя за пленного, побывавшего в крепости. В отряде Беркута, должно быть, кое-что знали об этой особой группе пленных.
– И на каких условиях ты согласился на предложение Беркута?
– Я не согласился бы ни на какие. Да Беркут и не предлагал бы.
– Почему не предлагал бы? Почему, Сова, он не предлагал бы! Ведь он бывал в крепости. Встречался со Штубером. Выдвигал свои условия. Только не вертись, как лиса в капкане, говори правду! Как он раскрыл тебя?! Звонарь опознал?! Да говори же, говори!!
– Господин офицер, вы не знаете этого ирода Беркута. Если бы они раскрыли меня – сразу бы и повесили. На одном суку со Звонарем. Можете замучить меня, если вам так нужно. Но только я говорю правду.
Какое-то время они молча глядели друг другу в глаза. Роттенберг – сдерживая в себе желание наброситься на узника, Гуртовенко – с решимостью обреченного, сделавшего все для своего спасения и теперь полагающегося лишь на волю случая, на собственную судьбу. И, быть может, только эта решимость удержала эсэсовца, убедив его в бессмысленности дальнейшего допроса.
– Скажу откровенно: ты не убедил меня, что не завербован Беркутом. Но в конце концов какое это имеет значение? Все равно ведь повесим. А можем и помиловать. Правда, существует еще один вариант. Отпустить к партизанам. Но при этом настолько скомпрометировать, чтобы они сразу же повесили тебя как предателя. У наших людей есть опыт в таких делах, можешь мне поверить. Какой из этих трех вариантов тебя больше устраивает?
– Я хочу служить рейху. Так же преданно, как и служил.
– Значит, хочется жить? – зло усмехнулся Роттенберг. – Неоригинально. Слушай меня внимательно, Сова. Я дарю тебе то, за что ты так цепляешься, и ты вернешься в отряд Штубера. Но отныне обязан информировать меня, лично меня, обо всем, что там делается. Разговоры, настроение, любые чрезвычайные события. Меня будет интересовать все, абсолютно все. Но особенно – игра Штубера с Беркутом. Ты понял меня?
– Что же тут непонятного?
– Может случиться так, что Штубер еще раз уговорит Беркута встретиться с ним. Твоя задача – сообщить, когда и где состоится эта встреча. Или хотя бы что она состоится. Но если обмолвишься о нашем разговоре хоть одним словом…
– Не обмолвлюсь, господин офицер. Это исключено. Век не забуду вашей доброты.
Едва успели увести Гуртовенко, как позвонил Штубер.
– Мы уже можем получить вашего пациента, господин штурмбаннфюрер?
– Хоть сию минуту.
– Он так ничего и не сказал?
– Бывают случаи, когда признаваться не в чем. Но все равно часы, проведенные у нас, запомнятся ему надолго. А вообще советую присмотреться к этому Сове. Человек с характером. Такого агента можно использовать рациональнее, чем вы это делали до сих пор.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу