Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться (сборник)

Он и теперь считает, что однополчанин повел себя в то время неразумно. Погибнуть в плену – это слишком просто. А вот пройти сквозь этот ад… Пережить все, перетерпеть и вырваться… Нет, он обязан был уцелеть. Даже ценой предательства. Впрочем, шел он в полицаи, надеясь, что обязательно как-нибудь выкрутится. Причем очень скоро. Сбежит и будет прятаться по селам до прихода наших. По-всякому прикидывал. А когда заслали к партизанам, признаться уже не решился: не время, под горячую руку могли расстрелять. Да и после, когда уже, казалось, нет выхода, впереди только смерть – снова повезло, его вдруг спас Беркут. Так неужто теперь – все? Наверно, это конец. Сколько раз ему может везти? Сколько таких вот «полусмертей» отпущено ему на веку?

Сова не знал, что в это время Штубер звонил по телефону шефу уездного отделения гестапо.

– Господин штурмбаннфюрер, – загадочно улыбнулся он в трубку. – Хайль Гитлер! Вас беспокоит гауптштурмфюрер Штубер. У меня к вам просьба весьма деликатного свойства.

– Что, вы всыпали партизанам такого перца, что они осадили вас в крепости?

– Не радуйтесь, господин Роттенберг, до этого дело дойдет нескоро. Я о другом. Вернулся из партизанского отряда один мой агент. Неплохой был агент…

– Но, по традиции, бытующей в вашем блиц-корпусе, сразу же продался красным, – промямлил Роттенберг. Он даже приказы отдавал таким голосом, словно причмокивал во сне.

– Нет. Просто струсил и удрал оттуда, безответственно отнесясь к выполнению задания. Нужно, чтобы ваши парни подъехали сюда и забрали его на одну ночь.

– С удовольствием. Прикажу – они и вас прихватят, – в трубке послышалось хриплое журчание, которое Штубер должен был воспринимать как нормальный человеческий смех, хотя убедить себя в этом не мог. – Ну шучу, шучу. Хотите, чтоб ему развязали язык?

– Хочу, чтобы хорошенько «помассажировали» его. А утром вернули. Живым, разумеется. Он мне еще нужен. И пусть это будет уроком для других.

– Речь идет о вашем знаменитом Звонаре?

– Нет. Кличка этого агента – Сова. Звонарь, увы, погиб.

– Вот как?! Надеюсь, смертью героя?

– Партизаны раскрыли его и казнили. У нас нет оснований считать, что при этом он пытался спасти себе жизнь, предав во второй раз.

– Не старайтесь, гауптштурмфюрер. В любом случае я не стану представлять его к Рыцарскому кресту.

– Я так и понял.

– Снова Беркут? Его работа?

– Его, конечно, – покаянно вздохнул Штубер.

Помолчали. Оснований для наград становилось все меньше. И касалось это не только слабоподготовленных агентов из русских.

– А вы не допускаете, что этот Сова купил себе помилование, выдав партизанам Звонаря?

– Исключено. Они были в разных отрядах. К тому же Сова был заслан раньше и не мог знать об операции со Звонарем. Даже догадываться не мог. Да и, помиловав, партизаны вряд ли решились бы отпустить его так сразу, не испытывая в боях, не убедившись в его лояльности. Ведь Сова тоже заслан недавно, каких-нибудь две недели назад.

– Ненадолго же их хватает, ваших хваленых агентов – «Рыцарей Черного леса». Ничего. Из этого красавчика мы выжмем все, что нам нужно. Через полчаса машина будет у крепости.

Вскоре машина и в самом деле прибыла. Жестом приказав двоим эсэсовцам обождать, Штубер один вошел в подвал.

– Жаль, – проговорил он, освещая Гуртовенко лучом фонарика. – Ты был неплохим агентом. Во всяком случае, мне так казалось. Однако твое бегство из партизанского отряда… Сам понимаешь, гестапо такого не прощает. И, как правило, долго доискивается истины. Очень долго и придирчиво.

– Нет, господин оберштурмфюрер, я не изменял рейху. И обязательно докажу это.

– Верю, Сова, верю. Я, конечно, вынужден был доложить о том, что случилось с тобой и Звонарем. При этом старался убедить гестапо, что тебя не стоит пытать. Но ты сам знаешь, что это за учреждение… Словом, с этой минуты ты у власти гестапо. Вырвать оттуда тебя не сможет даже Бог. Но иногда Он хранит мужественных праведников.

– Я – не мужественный праведник, – обреченно признался Гуртовенко.

Едва Гуртовенко ступил за порог, здоровенный эсэсовец, стоявший ближе к двери, оглушил его ударом кулака по голове. После этого ему еще добавили ногами и, подхватив под мышки, потащили через весь крепостной двор к машине.

Потом его били в машине. В кабинете следователя гестапо. В подвале, где содержались узники. Снова в кабинете. И снова в подвале. За сутки беспрерывных истязаний ему не задали ни одного вопроса. И не отвечали, когда спрашивал или пытался что-либо объяснить он. В конце концов обалдевшему от побоев Гуртовенко начало казаться, что до него здесь вообще никому нет дела. И бьют его все, кто пожелает. Просто так, по инерции. Может быть, у них такая же тренировка, как те, что практикует Штубер на «арене» возле башни?