Татьяна Беспалова - Вяземская Голгофа

– Бог нас покинул? – спросила Сохви после долгого молчания.

Фадей обернулся. Эх, и надоела же ему эта баба! Как смертная тоска неотвязная, всюду следует за ним. Безмужняя, бездетная, плоская, похоже, она вообразила, что он, старец Фадей, её родной ребенок.

– Который тебе год, Сохви?

– Не помню. Но много больше, чем тебе, старик, – длинная фраза, состоящая аж из восьми слов, стоила Сохви немалых трудов. На лбу финки выступили крупные капли испарины.

– Ты останешься со мной, финка? – тихо спросил Фадей.

– Да, – был ответ.

– Тимофей, Анатолий и Геннадий – восьмой экипаж в эскадрилье. Если восьмерку положить на бок – получится знак бесконечности. Мы будем жить вечно! – смеялся Наметов. – Жми на газ, командир!

– Нет, наш «Ледокол» летает быстрее! – бурчал Анатолий на переднем пассажирском сиденье. – А это какая-то колымага. Трясет.

– Взлетаем! – завопил Тимофей, вдавливая в пол педаль газа.

Сзади верещала чернявая девчушка – младшая сестра Геннадия Вениаминовича. Анатолий Афиногенович как человек женатый и скромный, опасался прикоснуться к хохотушке даже взглядом.

– В экую дыру нас занесло! – бурчал штурман.

– Это не дыра! Это поселок Шелепиха.

Белый кабриолет ГАЗ-69 лавировал между кучами мусора. Автомобиль запросто преодолевал глубокие ямы и карабкался на кучи щебня, выбрасывая из-под задних колес фонтаны мелких камешков. Тимофей не ограничивал свой водительский темперамент ни границами проезжей части, ни рамками правил дорожного движения. Неистовые вопли клаксона разгоняли зазевавшихся пешеходов. По счастью, дождя давно не было. Ни единая крошка московской глины не попала в пахнущий кожей салон. Выбравшись из замусоренных переулков Шелепихи, они выехали на широкую улицу. Вдали виднелись желтые буркалы уличных фонарей и звездная россыпь освещенных окон в многоэтажных домах. Двигатель ГАЗа ревел, подобно авиационным турбинам.

Совершая головокружительный слалом по улицам, Тимофей вовсе не смотрел по сторонам. Несся, кое-как ориентируясь по фонарям. Сумрачные мостовые бросались под колеса ГАЗ-69, подобно самоубийцам. Небо над ночной Москвой было светлым и туманным, будто на улице ранний вечер, а не глубокая ночь. Генка глазел по сторонам. Огни витрин, звуки диксилендов, разноцветные платья девушек, благоухающий товар цветочниц, взгляды вслед несущемуся автомобилю только восхищенные или почтительные – таков был их первый после окончания финской кампании отпуск. Обрывки впечатлений, ароматы иной, столичной, жизни, праздничный подъем, бесконечное балансирование на грани полного восторга, обманчивое ощущение свободы в самом начале прыжка в бездну – Генка уже начал уставать от всего этого. Ночами ему всё чаще снился густой лес, сплошной стеной обступающий летное поле, гулкая тишина ангара, пение сверчков и полет. Настоящий полет, когда расчерченная на квадраты полей земля плывет под крыльями штурмовика, когда ленты рек обвивают кудрявые головы низких холмов, когда пахнет моторным выхлопом и пороховой гарью. Там, в другой жизни, ночь отличается ото дня так же, как недолговечное похмелье беспечности отличается от строгих установлений воинского братства.

Похоже, их командир имел определенную цель. Левый поворот, правый, визг тормозов, чья-то отчаянная брань. Белоснежный корпус авто бесплотным духом мечется по засыпающим улицам. Нет, с «Ледоколом» Тимофей обращается куда как аккуратней. ГАЗ-69 в его руках казался невесомой щепкой. Генке тоже приходилось водить этот автомобиль. Руль тяжелый, сцепление тугое. Пока приноровишься! Но капитан Ильин – есть капитан Ильин, справляется там, где пасуют силачи. А сам-то роста не богатырского, едва достает Генке до плеча. Вера Кириленко говорит, что сила духа в нем огромна. Дури тоже хватает. Генка залюбовался глянцем Москвы-реки, когда они пересекали мост и едва не вывалился наружу, когда лихой пилот вел газик по извилистым и узким дорожкам вдоль гранитного парапета. Кажется, они сшибли какие-то ограждения. Генка то и дело прикладывался к горлышку бутылки. Голову его кружили коньяк и скорость. Клавдия дремала. Впереди, между густыми кронами, светлячками порхали огоньки. Если это ЦПКиО, то справа, над рекой, нависает темная куща Нескучного сада.

Тимофей резко вывернул руль вправо, притормозил почти до полной остановки. Перегазовка, первая передача. Что ты творишь, командир? Прямо перед ними убегала вверх, пропадала в парковом сумраке бесконечная лестница. Генке стоило немалых трудов сосредоточиться. Надо же пересчитать марши. Один, два, три… А ГАЗ-69 тем временем начал преодолевать крутой подъем. Генке пришлось лечь на колени Клавдии, чтобы та не вывалилась назад. Девчонка крепко спала. Вот она, чудодейственная сила хорошего армянского коньяка! В ногах, между рядами сидений, ещё катается-болтается, ждет своего часа полупорожняя бутылка. Автомобиль, грозно рыча мотором, преодолел первый лестничный марш, затем второй. На третьей площадке Тимофею вздумалось остановиться. Он зачем-то даже выключил передачу. Собрался в кустики по малой нужде? Ещё полчаса такой гонки – и им всем потребуется нужник.