Сергей Бортников - Путь командарма (сборник)

А говорят, что фашисты поголовно истребляют всех евреев… Ан нет… Оказывается, и среди избранных есть более избранные, извини за тавтологию! Трухин, Боярский, Кернес, Наумов – в одном нашем лагере целый взвод собрать можно…

Луцк.

Апрель 1941 года

Михаил Иванович выглянул в окно.

Новый добротный дом, в котором он поселился, изначально предназначался для польских урядников. 14 сентября 1939 года его сдали в эксплуатацию, а 17-го в Луцк вошла непобедимая Красная Армия.

В соседнем здании, где при прежней власти размещалась Земская управа, теперь находится его штаб армии. Позже эту улицу так и назовут – Штабной.

У шикарного здания с колоннами стоял новый легковой автомобиль. Возле него пританцовывал уже перешедший на летнюю форму одежды (а весна выдалась не самой теплой) старый добрый товарищ, получивший боевое крещение еще в боях на Халкин-Голе, полковник Иван Иванович Федюнинский. Между прочим – Герой Советского Союза! Войска 15-го стрелкового корпуса, которым он теперь командовал, стояли в лесах между Ковелем и Владимиром-Волынским.

Вчера по телефону они условились встретиться в 9.00. До назначенного срока еще целых полчаса…

Потапов побрился и неспешно двинул вдоль улицы, на которой вовсю цвели каштаны.

Заметив его, полковник приложил руку к козырьку и двинул навстречу строевым шагом.

– Товарищ командарм…

– Отставить, Иван Иванович… – Они обнялись. – Ну, как дела?

– Порядок!

– Что за срочность заставила тебя в такую рань?..

– Может, в кабинет пригласишь или все же докладывать на улице?

– Приглашу, дорогой друг, приглашу!

Часовой – невысокий парень с широким азиатским лицом, стоявший у дверей штаба, лихо отдал честь. Генералы инстинктивно ответили на приветствие и, не прерывая разговора, пошли дальше:

– Заходи, Ваня… Как мои хоромы?

– Да уж… Ничего не скажешь – хороши!

Дежурный офицер, находившийся внутри помещения, попытался доложить обстановку, но Потапов слушать его не стал – только отмахнулся, как от назойливой мухи, и повел друга по широкому коридору.

– Ладно устроились буржуи?

– Ладно!

– А мы их раскулачили… Не все по землянкам и палаткам, а, что скажешь?

– Скажу, что недолго нам наслаждаться этой роскошью! – грустно вздохнул Федюнинский, входя в просторный кабинет.

– Откуда такой пессимизм, Иван Иванович? Да ты присаживайся… Выпьем?

– Попозжей…

– Ну, как знаешь.

– Перебежчики меня одолевают, Миша… Это ничего, что я к тебе так, по-старому, по-панибратски?

– Как тебе не стыдно, а? Мы же вместе прошли огонь и воду!

– Я уже не раз докладывал письменно и по телефону. Теперь говорю лично, с глазу на глаз: грядет большая война.

– Не распространяй панические слухи!

– Вчера один старый антифашист с той стороны прорвался. Вплавь преодолел Буг – в такую-то погоду! И под пулями, между прочим. Одна попала ему в спину. Но он дополз. Сказал: «Война начнется ровно через два месяца» и скончался от ран…

– Так-так-так… Какое у нас сегодня число?

– Двадцать второе. День рождения Ильича… А то ты не знал?

– Извини, друг, замотался… А как местные жители? Что говорят по поводу войны? У них ведь через одного – родственники за Бугом.

– Ошибаешься – у каждого!

– Серьезно?

– Серьезней не бывает. Полсела – украинцы, половина – поляки. И те, и другие ручейком текут в штаб: «Товарыш комкор, мий кум казав – скоро вийна…»

– Ты их успокаиваешь?

– Конечно…

– Что ж, война – так война! Мы ведь ничего и никого не боимся. И при случае дадим достойный отпор любому агрессору.

– Так-то оно так, только…

– Что «только», Иван Иванович?

– Новая граница не обустроена, тылы не подтянуты, с боеприпасами плохо и резервы далековато.

– Но еще есть время все исправить.

– Кто его знает…

– Я!..

Лагерь «Проминент».

Конец ноября 1942 года

– А ты был женат? – как бы между прочим поинтересовался Потапов, затягиваясь любимым «Беломорканалом», несколько ящиков которого фашисты, раздобревшие от успехов под Сталинградом, доставили для узников Винницкого лагеря.

– Ага! – кивнул Ковин. – Было дело – вляпался по молодости.

– Дети есть?

– Нет… Да и жили мы вместе всего полгода.

– Что так мало?

– Алена все время являлась составляющей частью какого-то любовного треугольника, можно сказать, даже многоугольника. Она мнила себя великим литературным критиком и вращалась в богемных кругах среди людей, считавших семейные узы чем-то зазорным, – рудиментом, пережитком прошлого. Слова «нет» для нее не существовало. Хочу – и все тут! Тьфу, сука! – вспомнив супругу, некурящий Тимофей сплюнул и тоже потянулся к табачку. Нервно затянулся дымом, закашлялся и уже собрался выбросить едва начатую папироску, однако вовремя заметил округлившиеся глаза своего собеседника, спохватился и протянул дефицитный окурок ему.