Алекс Кайнес - Победа Сердца

Однако на деле ничего ровным счетом не происходило, и даже образ самой Богини не сдвинулся с места хотя бы на миллиметр, чтобы не то что разбудить гуру, который, возможно, и сам уже был в отключке, пребывая в садах Богини, но, хотя бы, чтобы покарать ослушавшегося монаха собственноручно!

Тут самодовольная улыбка исказила лицо монаха, которой ловко стал скакать вокруг сидящих последователей культа, вытанцовывая и показывая неприличные жесты, как им всем, так и учителю, и даже самой Богине! Затем, осмелев окончательно, он бросился прочь за стены храма, где его ждала такая свежая, такая опьяняющая свобода, и вот он – этот единственный маленький шажок к бесконечности удовольствия без правил и забот! Служитель культа уже чувствовал, как его тело вновь удовлетворяется всеми нуждами, от которых он сам же и отказался в тот момент, как его нога переступила порог храма в самый первый раз. Глядя в безоблачное небо, не чей-то послушник, но свободный индивид уже ощущал гул самой жизни, гул ритма его сердца, гул… Который не был и отдаленно похож на что-либо виденное, слышанное и познанное ранее! Это был…

Монах застыл как вкопанный, подобно какому-то жуку, в надежде, что гигантский сапог не заметит и не раздавит его! Ведь в мгновение потемневшее небо разрезали миллионы пылающих стрел, что готовы были пронзить всю планета, нет, всю вселенную, нет, все возможные и даже невозможные миры! Это была кара высших сущностей, наказание самой Богини, что ниспослала свой гнев на человечество из-за глупца, который решил, что он умнее своего учителя, и предавшего само творение!

– Нет, нет! – сипло успел в ужасе выдохнуть падший монах, когда одна из небесных стрел, закрыв собой солнце, черной тенью метнулась в него, поглотив в ослепительной черной вспышке отчаянный и полный раскаяния крик.

36. – Ну, ну… Не стоит так нервничать, – раздался звонкий женский смех, который тут же согрел страждущее сердце искателя, который, хотя еще не до конца осознал, где именно очутился, при этом испытывал мягкое тепло ощущения полной безопасности и долгожданного окончания своих бесконечных поисков. О чем еще было ему мечтать?

– Как себя чувствуешь? – ласково повторил голос, который каждым своим оттенком заставлял сердце путешественника обливаться нектаром благодарности за эту вибрацию, которая и была источником всякой жизни и бесконечного блаженства, что лежала в ее основе.

Монах распахнул свои глаза и смотрел на лицо удивительной красоты, что снизу вверх нависало над ним, и, казалось, впитывало в себя окружающую действительность, представляясь единственной вещью, что требовала к себе внимания, поскольку на самом деле существовала лишь она одна, а всё остальное представлялось несущественной и что куда важнее – лишь временной декорацией.

Путешественник принялся наощупь опознавать место, где находился, но пока не был в состоянии этого сделать. Покоился ли он на чем-то твердом, или же на мягком, в закрытом или, напротив, в открытом помещении – это было не важно – значение имела лишь фигура напротив, которая как будто бы отражала самого наблюдателя, который уже и не знал, кто он сам, и пытался это вычислить только ему одному известным способом по сияющим узорам, что игриво вспыхивали на коже его собеседника или собеседницы, что внимательно изучала его своим проницательным взглядом. В эти безмолвные мгновения путешественник был готов поклясться, что мог бы навсегда раствориться в бездонности этих двух черных блестящих шариков, которые будто бы и были миниатюрной манифестацией вселенной, что разделилась надвое, и, хотя она сама же и произвела этот поистине чудесный акт творения, тем не менее, осталась, парадоксально по сути, той же самой, лишь в итоге превратившись в зеркало самой себя.

– Мы… – не узнал своего голоса путешественник, через какое-то время осознав, что говорит вовсе не он, а его собеседник, что сперва жутко его напугало, а затем наполнило каким-то совершенно необъяснимым и даже более того – сверхъестественным спокойствием, как будто бы он слышал всегда это голос, знал его, и уже не важно, кому именно он принадлежал.

– Еще долго? – пытаясь вывернуть наизнанку сознание наблюдателя, мягко шептали губы партнера, готовые свести с ума путешественника, чей разум из такой маленькой фразы вырисовывал целые миры и тут же разрушал их в попытке удержать то бремя смысла, что несла эта фраза, которую ни в коем случае нельзя дать закончить! Нет! Ведь тогда произойдет самая настоящая катастрофа, и тогда, тогда!.. – С замиранием сердца вновь внимал своему собственному голосу путник, эхо которого отразилось и в фигуре наблюдателя, обдав его теплой волной. – Долго будем тут еще играть?