Богдан Сушинский: Заговор обреченных

– Я понял вас, господин Оберг, вы пришли сюда, чтобы решительно «не советовать» мне застрелиться, не выходя из своей квартиры. Ну еще разве что в служебном кабинете. Ради поддержания традиции.

– Можно устроить и так, что вы погибнете геройской смертью – от пули бойца Сопротивления. Вот увидите, среди ваших единомышленников немало найдется таких, кто предпочтет погибнуть на передовой, от пуль партизан, англичан или, в худшем случае, в автокатастрофе…

– Это их дело, – жестко ответил Штюльпнагель, отлично понимая, что Оберга больше интересуют не его спасение или смерть, а его молчание.

– …Значит, у вас уже существует своя версия событий двадцатого июля? Я верно понял вас, группенфюрер?

– Абсолютно верно.

– Так изложите ее. Так, для общей ориентации.

– Она не будет слишком жестокой по отношению к вам, человеку, столько сделавшему для того, чтобы в нашем губернаторстве во Франции был установлен настоящий арийский порядок, – поднялся Оберг, давая понять, что настало время откланяться. – Это все, что я могу обещать вам, кроме уже ранее данного мною обещания – не прибегать ни к каким советам, – то ли передумал группенфюрер, то ли просто не готов был к изложению своей, особой версии.

Оберг уже направился к двери, когда вновь, словно бомба под столом фюрера, взорвался неестественно громкой трелью телефон. Предчувствуя, что должно произойти что-то любопытное, группенфюрер остановился за прикрытой дверью.

– Что? – услышал он раздраженный голос Штюльпнагеля. – Вызов из Берлина? Отбыть сегодня же? – генерал стоял спиной к Обергу и решил, что тот уже вышел. – Подпись Кейтеля? Нет, Гиммлера? Понятно, Хуберт, понятно. Что ж, вызов есть вызов… Позаботьтесь о машине.

Штюльпнагель положил трубку и оглянулся. Заметив это, группенфюрер громко, вызывающе расхохотался и только тогда хлопнул дверью.

Штюльпнагель в последний раз взглянул на отель «Мажестик», в котором располагался штаб Верховного командования германскими войсками во Франции, и, прежде чем сесть в свой «опель-адмирал», решил пройти два квартала по авеню Клебер.

– Может, мне все же стоит отправиться вместе с вами, господин генерал? – тушуясь, предложил шедший вслед за ним адъютант, увидев, что машина обогнала их и остановилась шагах в десяти. – Так или иначе вам понадобится охрана.

– Она уже не понадобится мне, полковник.

– В любом случае я оказался бы полезен вам в Берлине.

– Вряд ли.

– К тому же, честно говоря, мне просто страшно оставаться здесь без вас.

– Это звучит более убедительно, чем все предыдущие аргументы.

Полковник взглянул на него с надеждой. Ему показалось, что генерал все же решился взять его с собой. И был удивлен, когда фон Штюльпнагель неожиданно заявил:

– Возвращайтесь-ка, полковник, в штаб и, если хотите, делайте вид, будто ждете моего возвращения. Какое-то время вам это будет удаваться. Хотя на самом деле не ждите.

– Вы считаете, господин генерал, что в Берлине вас могут?..

– В любом случае в вашем распоряжении окажется несколько часов. Как распорядиться этим временем – решать только вам одному. Но учтите: через несколько часов за вами могут прийти, как пришли за моим бывшим адъютантом – подполковником Гофакером.

– В таком случае мы должны направляться не в сторону Берлина, а в сторону Нормандии. Только там мы еще можем спастись.

Штюльпнагель одарил своего адъютанта снисходительно-сочувственным взглядом, первым отдал честь и неуклюже, словно новобранец, повернувшись, пошел к открытой водителем дверце.

Он уже не видел, с какой отчаянной ненавистью смотрел ему вслед адъютант. Так могут смотреть только тяжелораненые, видя, как товарищи убегают, оставляя их на поле боя, врагам на растерзание.

– Будьте вы прокляты за то, что втянули нас в эту авантюру! – вдруг метнул он в спину генералу, не сразу сообразив, что произносит эти слова вслух. – Конечно же, вы побежите не в сторону Рейна, а в сторону побережья. А что делать всем нам? Под гильотину?

Штюльпнагель никак не отреагировал на это проклятие, хотя конечно же, расслышал его.

«Сколько людей проклинает сейчас меня по всей оккупированной зоне Франции! – с горечью подумал он, закрывая дверцу и приказывая водителю двигаться в сторону городка Мо, что к северо-востоку от Парижа. – Сколько судеб, сколько блистательных карьер рушится сегодня под подобные проклятия людей, убежденных, что Штюльпнагель, конечно же, спасется. Он такой исход предвидел».