Людвиг Ренн - Война

Мне не хотелось больше об этом думать. Хотелось все забыть. Но оно снова всплывало в памяти, и с каждым разом мне становилось все более тошно.

Мы проходили через выгоревшую почти дотла деревню. Кое-где в сожженных домах еще тлели балки. Оттуда несло гарью. Ребенком я видел пожар в соседней деревне. Там горел скот. Но здесь было другое. Тут горели люди.

— Там кто-то лежит внутри, — сказал Цише.

Я оглянулся, но мы уже прошли мимо.

Вдруг вечером совсем рядом раздался пушечный выстрел. Головная колонна остановилась. Лейтенант Фабиан — он шел в то время пешком — побежал вперед посмотреть. Через несколько минут он вернулся.

— Проклятые бельгийцы стреляли из дома в голову нашей колонны. Убит лейтенант и еще трое. Они так хорошо забаррикадировались, что пришлось подкатить пушку и бить по дому прямой наводкой.

Мы шли и весь следующий день. Снова горящие деревни, и снова бельгийцы стреляли оттуда по нашим. Снова тлеющие, перекрытия, рухнувшие крыши, смрад от сгоревших трупов. Меня с души воротило от этой страны. Я уже не питал злобы к бельгийцам — во всяком случае к большинству из них, но я стал их бояться и бояться войны, этой гнусной бойни, порождающей ненависть к людям. А что ждет нас во Франции?

Мы приближались к французской границе. Горящая деревня. Вдруг рядом со мной рушится кровля. У моих ног взметнулись вверх искры, и обдало таким жаром, что мы припустились бегом.

Потом мы вступили в небольшой лес. Фабиан изучал карту. По другому краю леса проходит французская граница.

Мы выходим из леса. Перед нами — залитая солнечным сиянием — раскинулась деревня. Мы входим в нее. На крылечках стоят люди; у них вполне дружелюбные лица. Итак, это Франция.

Справа, невдалеке, виднелся прямоугольник тощего елового леса. Все остальное кругом — бурая земля в лучах солнца да прямо перед глазами, в пыли — походная колонна. Так было с самого утра.

Порой мы останавливались. Затем шли дальше.

Вдали урчали пушки.

Пот не лился — только увлажнял пыльное лицо. Винтовка давила на плечо. Руки набрякли.

У дороги стоял дом, двери и окна его были распахнуты. Видна разворошенная постель. На столе — посуда, стаканы. Перед крыльцом — разбитые бутылки, стулья. Жители бежали от нас.

Мы вошли в лес. Дорога прямая, как стрела. Слева, грохоча, промчалась на рысях артиллерия. Справа остановилась колонна с боеприпасами. Мы ковыляли посредине, едва передвигая натруженные ноги.

Артиллерия остановилась, а колонна с боеприпасами тронулась вперед. Оттуда прискакал офицер связи и стал пробиваться дальше. Артиллерия открыла огонь. Мы шли всё вперед.

Солнце скрылось за деревьями. Лес затянуло черной рваной пеленой тумана. Снова рысью промчалась артиллерия, оглушая грохотом металла. Лошади в сумраке казались движущимися глыбами.

Впереди внезапно остановились. Мы натолкнулись на передних и тоже стали. Присесть в темноте на землю не получалось — так зажало нас между лошадьми и повозками.

— Попить есть? — спросил Сокровище, еле ворочая языком.

Я отстегнул фляжку, подал ему. Потом и сам попил. Вода была теплая и какая-то вязкая.

Мы стояли. Кое-кто все же лег или сел. Потом мы двинулись дальше.

Внезапно я налетел на идущего впереди. Опять остановка. Мы опускались на землю, вставали, снова шли.

В лицо мне дохнуло прохладой. Впереди мерцающий красный свет, а вокруг непроглядная тьма. Стена леса раздвинулась. Мы наткнулись на железнодорожные рельсы. Слева показался дом. За ним мы свернули на луг.

— Господа командиры взводов! — тихо позвал лейтенант.

— Господа, мы остановимся на ночлег вблизи расположения французов. Перед нами лишь отдельные посты. Спать будем с винтовкой в руках, огня не зажигать и никакого шума!

Между тем подоспела походная кухня. Наверху, заслоненная подносом, стояла керосиновая лампа.

Нам передали под нашу охрану пленного. Он сидел на круглой куче соломы и как зачарованный поглядывал на походную кухню. Ему было, пожалуй, за тридцать, и уже каждый в роте знал, что у него трое детей, и живет он под Парижем, и что французам осточертело все время бежать. Я подумал: типичный городской обыватель: все знает и ничего не понимает. И вдруг ощутил жгучую ненависть ко всем болтунам — в том числе и к нашим, к тем, кто его обхаживал, лишь бы с ним потрепаться. Он сидел на куче соломы, все это ему нравилось.

Ко мне подошел лейтенант:

— Вам нужно установить связь с соседним полком. Мне необходимо знать, где находятся ближайшие посты.