Людвиг Ренн - Война

Наутро я поменялся с ним местами, чтобы устроиться как-то по-другому. Снаружи опять светило солнце.

Сидевшие у дверей рассказывали о том, что им оттуда было видно. Проезжали виноградники и руины замков. Я вскоре снова уснул и проснулся уже только к обеду.

Какими все выглядели грязными и небритыми! Но они были вроде довольны…

На одной из станций раздали обед. И мы поехали дальше. От дверей сообщили, что мы едем по узкой лесной долине.

Поезд стал.

— Выходить из вагонов!

Мы полезли через скамейки наружу. Станционное здание и ряд небольших домишек. А по другую сторону — лесистый склон горы. От сидения тело одеревенело. Стали складывать вещи.

— Где это мы? — спросил я у Цише.

Он только засмеялся.

— Сейчас проверим, — очень четко сказал пожилой унтер-офицер. Должно быть, он был учителем. — У меня есть карта. Думается, мы находимся где-то здесь.

Вероятно, его карта была вырвана из школьного атласа и оказалась не совсем точной. Но я понял все же, что от Франции мы далеко.

Между тем полевые кухни и повозки сняли с платформ и поставили на перрон. Мы выступили, не дожидаясь, когда они будут на ходу. Шли вдоль ручья. Солнце еще палило. После долгого сидения маршировать было приятно. Через полтора часа мы пришли в деревню. У околицы нас ожидали квартирьеры.

— Первый взвод сюда, в амбар!

— Но тут мало соломы!

— Они говорят, что у них сейчас ее нет.

Мы сняли поклажу и снова вышли на улицу. Все были веселы и купили вина — оно стоило здесь недорого. Мы с Цише уселись на козлы повозки, стоявшей за нашим амбаром. Уже светила луна. От ручья тянуло влагой. Мы прогулялись еще немного в этой светлой ночи. Все уже храпели, когда мы вернулись и стали ощупью устраиваться на ночлег.

На следующий день начались марши. Погода стояла жаркая, а мы к тому же еще не привыкли к горам. В первые дни кое-кто оставался лежать на дороге, в тени рябины, в расстегнутом мундире, с носовым платком на голове. Потом все попривыкли. Мы одолели несколько горных перевалов и спустились в глубокую долину. Оттуда, из березняка, дорога пошла круто вверх. Уже на спуске с перевала стало видно, что деревня, к которой мы направлялись, расположена еще выше, на самой высокой вершине. Первые переходы были короткими. Сегодня от нас ждали большего.

Нам приходилось часто отдыхать. Солнце испепеляло зноем долину, откуда мы уже несколько часов лезли вверх. Наконец мы вышли на плоскогорье. Дорога повернула вправо. Там, распластавшись на вершине, лежала деревушка. Пушки и повозки со снарядами стояли на дороге.

Мы свернули на луг и разбили палатки. Солнце все еще жгло. Мы разоблачились донага, развесили промокшие от пота шмотки и улеглись в палатках. Я не спал. Было слишком жарко. Сквозь брезент проникал коричневатый свет. Так я лежал, пожалуй, с час.

Пришла походная кухня!

Мы натянули штаны и принесли еду и кофе.

Позже я сидел с Цише и Сокровищем на откосе, откуда была видна долина, а за ней цепи гор. На душе у меня было легко и спокойно. Вверх по горам ползли тени. Сумерки вокруг нас сгущались. А на вершинах было еще светло.

Вдруг до нас долетел странный бурчащий звук, вроде как далекая барабанная дробь; он все нарастал. А потом в него вклинился другой — трубный! Многие выскочили из палаток и побежали в деревню. Цише тоже побежал. Похоже, играл наш полковой оркестр.

Мы продвигались к бельгийской границе. Я не брился с начала выступления, и подбородок у меня оброс бородой, светлой, мягкой и почти прозрачной. Мне она казалась довольно хилой. Кое-кто у нас решил не бриться до окончания войны. Я бы охотно побрился, да думал так: может, потом долгое время будет не до того и придется бороду оставить, а тогда другие быстро обскачут меня с бородой.

Как-то днем на привале офицеры сидели у дороги под развесистым деревом. Кто-то играл в скат. Наш тощий капитан, — его все ненавидели, — сидел на траве, а здоровенный, толстый лейтенант Фабиан орудовал машинкой для стрижки волос и уже обкорнал одну сторону головы капитана. При этом он проделывал руками что-то невообразимое и щелкал машинкой.

— Теперь, господин капитан, покорнейше прошу мне повиноваться! — воскликнул он. — Иначе, с вашего позволения, я оставлю господина капитана в таком вот виде.

— Готов служить!

— Я постригу господина капитана лишь в том случае, если господин капитан исполнит мою покорнейшую просьбу!

— Дарю половину моего королевства!

— Покорнейше прошу господина капитана не шутить!