Владимир Мороз - Над облаками

Взвалив на спину вещмешки, взвод двинулся по новому маршруту.

Через час быстрого марша вдоль железнодорожных путей от Волкова вновь прибежал посыльный.

– Товарищ младший лейтенант, – запыхавшись, подскочил он к взводному, – впереди слышны выстрелы, словно идет бой. Сержант приказал немедленно доложить вам.

– Да что ж за напасть такая?! – Луценко сплюнул себе под ноги. Приказав взводу приготовиться, он спешно повел его в сторону стрельбы, которая с каждой сотней пройденных метров слышалась всё отчетливей.

– Как думаешь, политрук, – Луценко бежал, расстегнув верхнюю пуговицу гимнастерки, – это тот самый немецкий десант, про который говорили железнодорожники?

– Да черт его знает, я в этой кутерьме совсем запутался, – тяжело дыша, отвечал тот, – на месте разберемся.

Между тем стрельба понемногу стала затихать, кое-где еще раздавались редкие выстрелы, но после каждого из них над лесом эхом доносилось чье-то мощное ругательство.

– Вроде по-нашему матерятся. – Задыхаясь от бега, Тимофей вопросително взглянул на Ивана.

– Так это, может, и не немец орет. Нарочно не придумаешь, в одном месте и в одно время два десанта: один наш, другой германский.

– Ну-ка тихо мне, – прикрикнул на них Луценко, – соблюдаем тишину. – Остановившись, он приказал взводу развернуться в цепь. Вскинув оружие на изготовку, десантники не спеша двинулись дальше, готовые к любым неожиданностям.

– Стоять! – прозвучало как гром с небес. Иван от неожиданности едва не нажал на курок. Из-за кустов лещины показалась высокая фигура командира роты лейтенанта Козла Петра Григорьевича. Он махал руками, приказывая остановиться.

– Где старший?

– Здесь я, товарищ лейтенант, – Луценко вышел вперед.

– Тормози своих. – Ротный выглядел уставшим и расстроенным. – Собирай всех вместе.

– А что случилось, кто стрелял? – Командир взвода пристально посмотрел на Петра Григорьевича.

– Кто-кто. Дед Пихто, – нервно выругался тот, – выполняй приказ. Всех собрать здесь!

– Так что случилось? – настойчиво переспросил Луценко. Засунув пистолет в кобуру, он не стал ее застегивать.

Козел заметил это и подошел поближе.

– Местный истребительный отряд принял нас за немецкий десант и вступил в бой, вызвав резервы. Мы, в свою очередь, решили, что нас выбросили в немецкий тыл прямо на гитлеровцев. Вот и давай в ответку палить. Только недавно разобрались, кто есть кто. Солоп с комиссаром сейчас у этих колхозников с берданками, договаривается. Не знаю, как у них, у нас Вострикову грудь в щепки разнесли и Лифара ранило. Бред какой-то. – Ротный нервно взглянул на Луценко. – Вы сами-то откуда идете? Эксцессы были в дороге?

– Ну, едва водокачку и рельсы не взорвали, а так всё нормально. – Луценко застегнул кобуру.

– Ничего не понимаю, мы ж первым эшелоном летели, вроде нормально всё было, если не считать пальбы над Броварами. Вам как, досталось? – спросил ротный и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Туманище этот как назло, ни зги не видно. Тем не менее нормально приземлились, даже тюки с оружием успели подобрать. И вдруг стрельба началась. Заняли оборону, стали отстреливаться и потихоньку отходить в лес. Через полчаса Солоп прибежал с группой, злой как собака. Давай всех матом крыть. С другой стороны тоже ругаются, еще похлеще. Кое-как договорились огонь прекратить. Комбат портянку белую в руку и с комиссаром туда, узнавать, что да как. Потом вернулся, еще злее, чем был. Колхозники, говорит, не верят, что мы не немцы, дороги все перекрыли, почти окружили нас. Не воевать же с ними. Сейчас опять туда пошел с документами. Так что, Луценко, собирай своих бойцов в кучу, прикажи оружие на предохранитель поставить. Будем ждать, что там Петр Тихонович нарешает.

Бойцы, разгоряченные тяжелым маршем, уселись под деревья, отгоняя слетевшихся на запах пота слепней.

– Куда ни кинь, всюду клин, – ругался Сашка Полещук, – что за невезуха? А я говорил, вот до чего спешка доводит! Лифар в другом самолете летел, только вчера вечером вместе кашу жрали, а теперь его какой-то ополченец подстрелил. На ровном месте.

– Да заткнись ты. – Иван откинулся спиной на ствол сосны. – И так тошно, ты еще тут нервы дергаешь.

Через полчаса раздался голос комбата.

– Батальон, стройся! – проорал он голосом, не сулящим ничего хорошего. Бойцы знали этот тон: так Солоп кричал в период сильного раздражения, когда происходило что-то совсем неприятное, заставляющее выходить из себя, хоть это бывало довольно редко.