Николай Личак: Люди ратного подвига

«Боеприпасы!» — отметил Молчанов. Где-то в глубине рощи заурчало несколько танков. Молчанов кружочками отмечал на карте места, где было большее скопление техники, чтобы в первую очередь обрушить туда всесокрушающую силу артиллерийского огня.

Но на войне, как на войне. Произошло событие, изменившее намеченный план, потребовавшее другого решения. От деревни отделились четыре фигуры и двинулись по направлению к железнодорожному мосту. Когда гитлеровцы были настолько близко, что не оставалось никакого сомнения в том, что им удастся обнаружить артиллеристов, Молчанов принял решение дать им перейти насыпь и уничтожить их, не открывая огня. Но и этому плану не суждено было осуществиться в той мере, как этого хотелось лейтенанту. Фашистские солдаты растянулись цепочкой, и пока трое из них переходили насыпь, четвертый ожидал внизу. Он-то и смешал все карты. В результате короткой, но жаркой схватки с тремя было покончено. Но тот, что оставался у насыпи, на ходу стреляя в воздух, бросился назад. Животный страх придавал ему силы, и он бежал так, словно собирался побить мировой рекорд. При этом успевал еще и вилять время от времени в стороны.

Молчанов прикусил губу. Открывать огонь всем — значит окончательно выдать свое расположение. А снять фашиста необходимо. Вот тут-то и понадобилось стрелковое мастерство Лысюка, вооруженного в отличие от остальных карабином. Получив приказание командира, он только слегка побледнел, а затем стал терпеливо повторять стволом движения бегущего. Выстрел раздался внезапно, и солдат, вскинув над головой руки, словно делая гимнастику, рухнул на землю.

Гитлеровцы, почуяв неладное, всполошились. На окраине деревни быстро собралась большая труппа солдат. Туда же, утробно урча мотором, переваливаясь на ухабах, подполз камуфлированный танк. Молчанов, оторвав от глаз бинокль, посмотрел на часы. До начала артподготовки оставалось двадцать минут, но медлить уже больше было нельзя. Он повернул голову в сторону укрытия, где расположились радисты.

— Терещенко! Передайте: обнаружен противником, открываю огонь.

Где-то сзади гулко прозвучал орудийный выстрел, и вслед за ним, все нарастая, быстро стал приближаться упругий шелест. Он пронесся почти над головами разведчиков, перешел в резкий свист, который, дойдя до предела, вдруг внезапно оборвался. Молчанов увидел, как контрольный снаряд взметнул землю у самой окраины деревни, и почти в ту же секунду услышал раскатистый грохот разрыва.

— Хорошо! — бросил он сам себе и, быстро введя поправки, снова подал команду. Загрохотал залп, другой, третий, еще и еще! Десятки тяжелых снарядов обрушились на врага. Деревню сплошь затянуло дымом разрывов, а когда он рассеялся, Молчанов увидел разрушенные дома, горящие танки и автомашины, разбегающихся в поисках укрытия гитлеровцев. Теперь Молчанов не волновался. Спокойный, с горящими глазами, он с нескрываемым удовлетворением наблюдал, как мечутся потерявшие голову фашисты. Но когда из деревни стали выползать уцелевшие танки и автомашины, он снова обрушил на них шквал всесокрушающего огня. И снова плотная стена дыма и огня закрыла деревню.

Только теперь Молчанов расслышал гул артиллерийской канонады: началась общая артиллерийская подготовка.

Когда под натиском наших стрелковых частей, наступавших с фронта, гитлеровцы стали откатываться, перед горсткой артиллеристов оказалась целая рота гитлеровцев. Восемь человек против роты! Но это были настоящие советские люди, окрыленные глубокой верой в победу, сильные духом, и они мужественно встретили врага.

Огонь их был настолько внезапным и губительным, что гитлеровцы стали бросать оружие и тянуть руки кверху. Сдавшихся в плен было тридцать шесть. Их вскоре забрали подоспевшие бойцы-пехотинцы.

Но победа досталась нелегко. Пал сраженный вражеской пулей радист Подгайный. Автоматная очередь свалила могучего, как столетний кедр, разведчика Клименко. Он лежал на животе, крепко сжимая в руках пулемет, накрыв его всем телом, и мертвый не желая отдать врагу свое грозное боевое оружие. Здесь же, неподалеку, с осколком гранаты в груди, на боку лежал Лысюк. Лицо его было нахмурено, брови сдвинуты, а полусогнутая в локте рука словно указывала путь вперед.

Артиллеристы положили их рядом и, окружив полукольцом, сняли шапки. Они стояли, опустив головы, и молчали.

Но вот Голиков решительно нахлобучил шапку и потянул лейтенанта за рукав: от перелеска напрямик к ним двигались тракторы, таща на прицепе тяжелые орудия. Молчанов выслал навстречу им проводника. Когда батарея была в сборе, парторг Голиков, взобравшись на лафет, поднял руку и в наступившей тишине сказал: