Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

— Прямо погоня какая-то… — произношу громко. Старик принимает это за команду еще прибавить скорость, но тут же снимает ногу с педали газа: мы въезжаем в город.

Сен-Назер был уже серьезно разрушен, когда мы уходили в поход. Между тем, теперь город кажется совершенно опустошенным.

— Хотел бы я знать, чего еще ожидать от этих Томми? — вырывается у меня против моей воли.

— По крайней мере теперь ясно, что здесь уже никто больше не ходит на работу. — отвечает Старик. Затем добавляет:

— Но в таком случае им нечего жрать, а это еще хуже.

Мы останавливаемся. Разрушенный дом превратил эту улицу в тупик.

— Проклятое дерьмо! — ругается Старик и начинает разворачивать машину. При этом ему приходится трижды сдавать назад и обратно, и он лишь переутомил себя этими маневрами.

— Не мешало бы установить здесь парочку указателей, — ворчит он себе под нос. — Эти ребята размолотили тут все в пух и прах. Был бы я французом, задал бы я братишкам по первое число.

Внезапно я подумал о том, как вела себя Симона за неделю до нашего отплытия. Что за дурацкая идея пришла ей в голову открыть кафе только для солдат! А название-то какое: «Кафе а ля дружок Пьеро»! Пока Старик проходит слаломную трассу среди развалин, убеждаю себя, что смогу ужаться в предстоящей командировке, чтобы выиграть немного времени. Оставить Симону одну и без защиты — это была, конечно, моя ошибка — особенно когда стало ясно, что она окружена завистью и интригами. Но затем я снова подумал: «Вот черт! Ведь все было уже в полном порядке!» однако, мне необходимо лучше задуматься о том, как Симона отреагирует на мой скорый отъезд в Берлин. На доклад к Геббельсу! Если бы я только знал, что это может значить! Но разве не хотел я ранее покинуть Ла Боль? Этот приказ надо бы подробно рассмотреть со всех сторон. О подлодках я знаю уже достаточно. У меня уже довольно материала для книги на эту тему. И если я все хитро проведу, то мне должно повезти получить в Берлине приказ на отправку в Фельдафинг. Бог знает, сколько времени я не имел настоящего отпуска. Было бы здорово взять с собой рукопись и спрятать ее в безопасном месте в Фельдафинге. И пленки, конечно же, тоже. Внутренний голос тут же начал убеждать меня: Радуйся, если удастся убраться отсюда целым. Здесь уже начинает гореть земля под ногами. Симона не может служить тебе тормозом на этой дорожке борьбы за жизнь. Голос Старика, не удосужившегося даже повернуться ко мне, врывается в мои мысли:

— Итак, что там у тебя приключилось?

— Меня откомандировывают в Берлин, к Рейхсминистру агитации и пропаганды. Старик в полной мере разыгрывает свое смущение. Сделав два-три вздоха, он спрашивает:

— Как так?

— Я сам только что узнал это от нашего труппфюрера.

Старик настолько удивлен, что даже убрал ногу с педали газа. Словно ему лучше думается, когда он едет медленнее.

— Не навсегда же? — спрашивает он и прибавляет газу.

— Черт его знает!

— Радуешься?

— Как насчет госпожи фортуны, когда она из своего рога изобилия высыпает кому-нибудь на голову пару булыжников?

— Гм, — подозрительно произносит Старик, однако затем поправляется:

— Ну, я бы назвал это большой неожиданностью. Может быть, для тебя еще одно спецзадание? А может, это я такую кашу заварил?

— И твои в пух и прах, разбитые британские миноносцы тоже!

Мы говорим так, словно оба откомандированы в Берлин к Геббельсу. Старику, кажется, стало лучше, в противном случае он не оставил бы своей язвительности и новой попытки загнать меня на пальму. Замечательный заголовок, которому место во всех газетах над моим репортажем, однако мне он не принадлежит — и это Старик знает точно. Он теперь сосредоточенно смотрит на убегающую под колеса дорогу и молчит.

Как тактично я отбуксировал себя наверх! Настроение присутствующих не разрушилось от внезапного появления на горизонте такого неожиданного гостя. Приятно, что наш брат в конце концов чему-то научился. А заодно и местного коменданта и командующего приморским районом, да и еще пару высоких военных чинов и Симону с ее жизненно важным предприятием. По большому счету извлекаю выгоду и для себя. Но, собственно говоря, из-за чего все это волнение? Откуда такая истерика? Однако, прежде всего, мне необходимо смыть с себя весь этот панцирь грязи и дерьма. Под душ, в ванну — прочь этот трагедийный пафос!

Снаружи вновь доносится звук авиамоторов. Звук множества самолетов накатывается и опять уплывает, и снова накатывается. Должно быть, готовится налет на Сен-Назер.