Лев Софронов - На войне я не был в сорок первом...

— Деваха — первый сорт! — смеется Косой. Он хлопает меня по плечу, как закадычного дружка, придвигает к себе и шепчет на ухо: — Сегодня же передай записку. В руки!

Нина приостанавливается и снова смотрит на нас.

— Сазонов, — говорит Грозовая, — ты в столовую идешь?

— Да, да, — краснея, отвечаю я и подхожу к Нине с вино­ватым лицом.

— Что это за тип? — громко и без обиняков спрашивает Грозовая.

Косой предостерегающе поднимает палец и кричит:

— До встречи в седьмой комнате, Сазончик!

Нина Грозовая в первый день войны тоже просилась на фронт. Её не взяли в армию, как и нашего мастера.

— Подрасти чуток, — сказали Грозовой.

Ей только семнадцать лет совсем недавно исполнилось. Она сутками пропадает в училище и даже спит прямо там — на диванчике в комитете комсомола. Ее у нас любят и побаива­ются. Нина сама себя не щадит и поблажек от нее не до­ждешься.

Лицо у Нины — тонкое, с большими серыми глазами, очень выразительное и подвижное.

— Что это за тип? — нетерпеливо повторяет Нина и смот­рит на меня глазищами, под взглядом которых соврать просто невозможно.

— Знакомый Гошки Сенькина, — неохотно говорю я.

— Держись подальше от таких знакомых. Неважно ты вы­глядишь, Сазонов. И стихов твоих давно я не читала в стен­газете. Ты не болен?

— В ночную работал, Нина. Станков-то не хватает. А стихи некогда писать: еле до койки добираюсь после работы.

— Что за человек Воронков? Говорят, ты с ним подружился.

— Хороший человек, — говорю я.

— Избалованный, — говорит Нина — он, наверное, думает, если у него отец командир дивизии, то с ним должны носиться, как с писаной торбой.

— Что?! — Я раскрываю рот, и лицо мое, видимо, прини­мает глупейшее выражение.

Нина смеется:

— Правда, комдив. А он что же, никому не говорил об этом?

Вот тебе и названый брат! Я, можно сказать, душу открыл ему, а он мне о себе — ни гугу. Ну ладно же, Воронок, этого я не забуду...

— Почему — не говорил? Говорил, — небрежно роняю я.

— А еще что говорил? — интересуется Гроэовая. — О путе­шествиях своих не рассказывал?

Не вытерпев, я посвящаю ее в то, как мы стали назваными братьями, как Сашка установил для меня испытательный срок, который уже подходит к концу.

— Фантазер и выдумщик твой Сашка, — весело говорит Нина, — смотри, не очень-то попадай под его влияние. Почему испытательный срок только для тебя? А для него?

— Я ему и так всю свою жизнь рассказал... Какие у меня могут быть тайны?

— В четырнадцать лет у всех бывают тайны. Рая-то у вас по-прежнему блистает? Не все еще в нее перевлюблялись?

Ох и хитра эта Нина Грозовая!

Мы расстаемся с ней около столовой. Я ищу талончик на обед и на мгновение пугаюсь: неужели опять потерял, растяпа несчастный? Но нет, вот он лежит в записной книжке, малю­сенький кусочек бумажки, заключающий в себе первое, второе и, может быть, даже и компот.

— Почему без группы пришел? — ворчливо спрашивает по­давальщица тетя Сима.

— В ночную работал...

— Труженики — от горшка два вершка.

Для начала она приносит мне хлеб и щи из крапивы.

О, хлеб сорок первого, тяжелый и вязкий, как глина, ты был для нас лакомее многих довоенных яств! На вид ты напоминал оконную замазку, но как приятно было не спеша разжевывать тебя молодыми крепкими зубами, стараясь продлить это необыкновенное удовольствие. Ты таял во рту неотвратимо и слишком быстро... Счастливые обладатели горбушек наслаж­дались на несколько мгновений дольше. Они хрустели поджа­ренной коркой и сосредоточено смотрели на тусклые цветоч­ки клеенки. Редко кто разговаривал в эти минуты.

Добрая тетя Сима дала мне сегодня горбушку. Продолгова­тую, хорошо пропеченную горбушку, на срезе которой видны были матовые вкрапления картофеля. Очень редко доставались мне горбушки, когда я обедал вместе с группой. Наглецы, вро­де Гошки Сенькина, коршунами набрасываюсь на поднос с хлебом, растаскивали куски, которые казались им больше и лучше других.

Все время доставалась мне серединка, пластинка хлеба, не идущая ни в какое сравнение с горбушкой. Она и на вид была меньше, и на вкус гораздо хуже.

Я надкусил продолговатое чудо и помешал ложкой щи. Гу­стые. Как выгодно обедать в последнюю очередь! Повариха вы­скребает из котлов остатки, и они достаются счастливчикам вроде меня. Что из того, что вместо капусты щи заправлены крапивой? По радио говорили, что в крапиве — масса ценных витаминов.

Тетя Сима подсела ко мне за стол; пригорюнившись, опер­лась щекой на ладонь и сказала: