Олег Рябов - Свинцовая строчка

Начались наши скитания по маленьким и большим русским селам и деревням. Рязанская область. Под образами мерцает лампадка, на столе передо мной стоит рация. Два лейтенанта, мои друзья, и маленький шестилетний пацаненок слушают радио.

Домик чистенький, что очень удивительно для здешних мест. Живем втроем – доктор, лейтенант и я. Отношение к нам везде замечательное. Делают для нас все. В эту деревню, например, мы пришли в 5 часов утра, ибо обычно ходим ночью (так положено на войне), постучали в первый попавшийся дом и уже через 30 минут лежали на матраце под теплыми шубами.

Несколько дней назад жили в другой деревне, где спали рядом с курами на соломе, там и хозяева всегда спят так. Такой грязи в наших селах я никогда раньше не видел: даже бань нет – зимой практически не моются, а водички погреют в печке и сполоснутся немного.

Между прочим, некоторые мои друзья уже получили боевое крещение, мы же пока пехотинцы, ибо еще не имеем пушек. А судьбу испытаем позже.

Одели нас – лучше некуда: шубняки, валенки, свитеры – в общем, здорово, такая одежда даже от осколков спасет.

Хотелось мне в леса попасть, в привычную природу, да не доехали немного. А здесь абсолютно голая местность и дуют ветры, что очень неприятно. У нас же в лесах тихо, только снег похрустывает под ногами, а здесь и снега-то нет. Сейчас земля почти голая, лишь чуть-чуть припорошило.

Ровно три месяца, как я покинул Горький, быстро же они промелькнули. Вот уже семь дней стоим на одном месте. Фронт уходит от нас, да, да, фронт от нас, а не мы от него. До фронта вместо 20 снова 100 километров. Не забудьте – мы под Рязанью. Когда-нибудь вспомните это. Немцы сейчас в Сталиногорске: мы же пока в тылу, нас все еще берегут; вероятно, для окончательного победного наступления на запад. Сейчас вперед пошли конные корпуса генерала Белова.

Я так привык жить в движении, что семь дней на месте уже многовато, а живем мы прекрасно; даже есть диван, на котором я лежу, вспоминая своих. Думаю поехать в дивизионы, разбросанные по окрестным деревням – починить кое-где станции. Положение по службе очень неважное: я уже имею трое суток ареста, но пока не унываю и верю в свою правоту. Посмотрим, что будет дальше.

Да, у меня есть карта, на которой я нанес первые 8000 километров своего «браушвейга». Занятно будет, если турне закончится там, где началось. Постараемся!

Таська, мы снова грузимся на поезд и снова куда-то едем. По всей вероятности, все-таки уже на войну. Сзади остались Сталинградская, Воронежская, Тамбовская области, а теперь прощай и Рязанская с ее грязью, убожеством и красивыми, надо сказать прямо, женщинами (бабами!). Как все вертится перед глазами: дороги, вокзалы, села, люди – скоро уже сто дней, но мне еще не надоело. Вот здесь, в маленьком городке Раненбурге (какое странное название для Рязанской области), прожив шесть дней, я затосковал и поехал по селам, где расположены батареи. Ездил пять дней, ночевал все время в разных местах, насмотрелся всего – не поверите.

В первый день пришел в штаб дивизиона, открываю дверь – стоит корова, и с нее веником сметают снег. Коровы, поросята, куры в избах – обычная вещь; бывает еще, что для тепла на полу солому стелют, а меняют редко – в хороших конюшнях чище. Я видел села Урала, Азии, наши русские, но здесь – что-то особенное. Говорят, Рязанская область всегда была такой, и вот эти-то села сейчас забиты эвакуированными москвичами.

Интересно бродить по дорогам, по избам; каждую ночь ночевать в разных местах, где на скамье, где на соломе, а иногда ложимся прямо на грязный заплеванный пол; надеваешь варежки, спускаешь у малахая уши и засыпаешь. Вечерами слушаешь баян, гармошку; как-то слушал гитару и соответствующие песни на квартире у сельских учительниц: вот у кого тоскливая жизнь.

Конечно, и без вшей теперь не обходится, но ничего – скоро лето, и с этим будет полегче. Через трое суток начнет увеличиваться день, а через пару месяцев будет таять, но к сентябрю я домой не попаду. Не уложимся!

Сейчас ночь. Я дежурный по штабу полка, только что все утихомирились и ушли. В домике телефон и пара посыльных солдат, под окнами ходят часовые. Что делать, как не писать? Вот еще вспомнил: нас теперь поят спиртом, который по виду похож на керосин, водой разбавишь – делается белым, как молоко. Что это такое, Таська, ты разберись как химик и напиши, ежели очень вредно, то пить не буду. Из Горького никаких вестей. Скажи друзьям – пусть иногда тоже открыточки в ящик бросают по моему адресу.