Конн Иггульден - Волк равнин. Повелители стрел

– Вы насытились? – наконец спросил Улаган.

Есугэй услышал в его голосе какую-то злобу. Один татарин отошел в сторону, спустил штаны, присел облегчиться. Он даже не пытался отвернуться, и все увидели его болтающееся мужское достоинство.

– Волки не мешают еду с дерьмом, – буркнул Есугэй.

Улаган пожал плечами и встал. Есугэй тоже поднялся, чтобы не оказаться в невыгодном положении. К его изумлению, татарин подошел к дымящейся кучке и обнажил меч.

Клинок Есугэя словно бы сам прыгнул ему в руку. Однако сейчас никто не собирался нападать на него. Вместо этого Улаган стал водить клинком по вонючей куче, пока тот не покрылся дерьмом по самую рукоять.

Улаган поморщился и обратился к тому, чьими стараниями возникла эта кучка:

– Говорил же я тебе, Насан, у тебя зараза в брюхе.

– Говорил, – без всякой усмешки ответил тот и тоже погрузил свой меч в дерьмо.

В это мгновение Есугэй понял, что его встреча с татарами не была случайной.

– Когда вы узнали меня? – тихо спросил он.

Улаган улыбнулся, но взгляд его оставался холодным.

– Олхунуты передали нам, что ты привез сына. Мы хорошо заплатили их хану, чтобы он послал вестника на нашу стоянку. Его нетрудно было уговорить, – усмехнулся Улаган. – Тебя не слишком-то любят. Порой нам казалось, что ты так и не появишься, но старик Сансар держит слово.

При этих словах сердце Есугэя заныло: он подумал о Тэмучжине. Прикидывая, как ему справиться одному против пятерых, Есугэй решил заставить татарина болтать и дальше, так как уже понял, что Улаган глупец. Незачем вести разговоры с тем, кого собираешься убить, но молодой воин наслаждался своей властью.

– Неужто моя жизнь настолько ценна, что вас послали за мной? – спросил Есугэй.

– Ты загрыз не того воина, Волк, – осклабился Улаган. – Ты убил ханского сына, которому хватило дури угнать твой скот. Его отец не прощает обиды.

Есугэй кивнул, словно внимательно слушал Улагана. Увидев, что и остальные трое намерены сунуть клинки в вонючее дерьмо, он неожиданно прыгнул и вонзил меч Насану в шею. Татарин упал с предсмертным воплем. Улаган яростно взревел, бросился на Есугэя, нацелившись клинком прямо в сердце. Татарин был проворен, но клинок лишь скользнул по кольчуге, разрезав халат.

Яростно бился Есугэй. Стремительность и напор – лишь в этом было его преимущество. Он покажет, что значит сражаться с ханом Волков. Есугэй сделал обманный выпад, резко отступил, тремя скачками выбрался из круга. Татары не успели опять вокруг него сомкнуться. Один из нападающих высоко занес клинок, и Есугэй пронзил его грудь. Он вырвал отцовский клинок, когда татарин начал падать. Но тут Есугэй ощутил острую боль в спине, однако сделал шаг вперед и быстрым косым ударом снес половину лица другому воину. Улаган наступал, лицо его перекосилось от гнева при виде гибели товарищей по оружию.

– Если вышел на хана, так надо было побольше народу с собой прихватить, – поддразнивал его Есугэй. – Всего пятеро! Не уважаешь!

Внезапно он упал на колено, уходя из-под удара Улагана, и резким выпадом рассек икру молодого воина. Рана не была смертельной, но кровь хлынула на сапог, и татарин зашатался.

Вскочив на ноги, Есугэй заплясал, прыгая то вправо, то влево, сбивая противника с толку. Он каждый день упражнялся с Илаком и своими воинами и знал, что в бою, когда противники сражаются мечами, все решает способность двигаться ловко и стремительно. Махать мечом может любой, но именно работа ногами отличает мастера от простого бойца. Есугэй ухмыльнулся, увидев, что татарин, хромая, идет к нему, и насмешливо поманил его рукой. Воин кивнул оставшемуся в живых товарищу, и тот встал с ним рядом. Улаган хорошо рассчитал момент, и Есугэй не успел увернуться. Он пронзил мечом грудь безымянного воина, но оружие застряло в ребрах, и Улаган ударил со всей силой, пронзил кольчугу Есугэя и вогнал острие меча в подвздошье. Хан Волков выпустил меч. Он вспомнил вдруг о своих сыновьях. Боль за них, оставляемых сиротами, была сильнее любой телесной боли. Правой рукой Есугэй схватил Улагана, а левой вытащил нож.

Увидев это движение, Улаган попытался вырваться, но хватка у Есугэя была железная. Он посмотрел на молодого татарина и плюнул ему в лицо:

– Твой народ сотрут с лица земли за все это, татарин. Твои юрты сгорят, скот разбежится.

Коротким ударом он перерезал глотку молодому воину. Татарский меч вывалился из раны, и Есугэй зарычал от боли, упав на колени. Он чувствовал, как бежит кровь по телу. Кинжалом он отрезал длинную полосу от своего халата, дергаясь и ругаясь от боли. Глаза его были закрыты, потому как смотреть уже было не на кого. Конь отчаянно дергал поводья и ржал. Запах крови напугал его, и Есугэй заставил себя говорить с ним спокойно. Если лошадь вырвется и убежит, он может и вовсе не вернуться к своему народу.