Александр Андреев - Очень хочется жить. Рассудите нас, люди

Я ушла от него взволнованная и грустная. Да, настоящим людям жить намного труднее, чем тем, ненастоящим, потому что настоящие создают, ищут, думают. А человеку, задумывающемуся о жизни и событиях, о будущем, всегда труднее живется. Они настоящие, ответственные перед людьми, перед обществом…

АЛЕША: Вечером в общежитии у порога нашей комнаты собралась толпа. Кроме Петра, Анки и Трифона, тут были Серега Климов с Ильей Дурасовым, «судья» Вася со своими «заседателями», три девушки из соседнего барака.

Шумно топоча, мы вышли из жаркого и душного помещения. Вечер был безветренный, с легким морозцем. Редкие, почти одинокие, невесомо вились снежинки, голубыми искрами вспыхивая в свете фонарей. Женя выставила руку. Снежинка тихо легла ей на ладонь, тут же растаяла, и Женя слизнула капельку кончиком языка. В зимнем пальто, темном, с серым каракулевым воротничком и манжетами, в белом платке, обсыпанном черным горошком, с коньками под локтем, она походила на школьницу, нетерпеливую, беспечную и немножко кокетливую. Женя первой увидела подходивший автобус и побежала к остановке, увлекая остальных.

У входа в парк мы — Женя, Петр и я — задержались, чтобы подождать Елену Белую.

Она примчалась минут через двадцать после того, как ей позвонила Женя, в распахнутом пальто, с непокрытой головой, в одной руке — берет, в другой — коньки. При каждом шаге волосы, сваленные на один бок, взлетали и опускались.

— Совсем задохнулась — так бежала, — заговорила она, стремительно подходя. — Здравствуй, Алеша!

Затем шагнула к Петру.

Они стояли и немо смотрели друг другу в глаза. Петр приподнял руку и убрал со щеки ее прядь волос, белую, в блестках снежинок. И она прижала на миг его ладонь к своей щеке.

— Поедемте на другой каток, — вдруг попросила она. — Пожалуйста!..

Я запротестовал.

— Мы же не одни. Лена. Тут наших половина общежития.

— Ну, хорошо. Все равно уж теперь… — Елена порывистым шагом двинулась в парк. В воротах я заслышал, как она сказала Жене: — Вадим знает, что мы здесь.

— Ну и пусть! Ты же не одна. — В голосе Жени прозвучало беспокойство.

Через несколько минут, выйдя из раздевалки на лед, я на всякий случай предупредил Петра:

— Будем держаться вместе.

— Понял, — сказал он. — Бегите впереди, мы — за вами.

Мимо неслись пестрые, разноликие людские толпы — бесконечная, неудержимая, веселая река, волна за волной. Над катками, над его площадями и дорожками, гремела музыка, то надсадно завывая, то бросаясь в бешеный галоп. Певец хрипло выговаривал на чужом языке непонятные слова песни. Музыка торопила, подхлестывала, гнала вперед, и невозможно было устоять на месте. Мы врезались в самую стремнину этой людской реки и помчались, не ощущая под ногами льда, словно поплыли.

Женя каталась легко, послушно, Она как бы невесомо висела на моей руке. На поворотах чуть отдалялась и снова мягко прислонялась ко мне. Красный свитер плотно облегал ее плечи, черные взрыхленные волосы были слегка запорошены снежной пылью. Я сильнее прижал ее к себе. Она живо отозвалась на это движение, чуть запрокинула голову и засмеялась.

— Тебе хорошо? — Да…

— Мне тоже. Держи меня!.. — крикнула она, отдаляясь и совершая вираж.

Я оглянулся. Позади нас не отставая, широкими и стремительными взмахами катились Петр и Елена.

— Что тебе сказала Елена? — спросил я Женю.

— Ничего серьезного.

— Ну все-таки?

— Вадим знает, что мы на катке. Он, конечно, передаст Аркадию. И тот приедет сюда.

— Ну, и что?

— Будет скандал. Елена боится Аркадия.

— Размазня твоя Елена! Послала бы его к черту!

— Ого, какой храбрый!..

— Что он может ей сделать? — возмущенно крикнул я. — Что вы перед ним дрожите!

— Он что угодно может сделать. Подкараулит, затащит в подворотню — и все. Или бритвой лицо изрежет.

— За это, знаешь, что бывает?..

— Знаю. Елене-то не легче от того, что его засудят. Его тюрьмой не испугаешь. Даже если она замуж выйдет, он все равно не отступится, будет ее преследовать. Что ей делать?

— Нелепость какая-то… — пробормотал я.

Я ужаснулся при мысли, что сейчас, в наши дни есть люди, которые живут под угрозой, и есть люди, которые эти угрозы могут осуществить.

Только сейчас для меня открылся смысл тех страшных слов, которые произнес Аркадий на площади Маяковского. «Чтобы преуспевать в этом мире, нужно выработать из себя подлеца. Чем больше подлец, тем выше он поднимается». И еще одно изречение: «Утопающего — толкни». Теперь я понял, что это была не шутка.