Иван Никитчук - Пламя мести

Семья Вани, Никитины, с первого же дня прихода румын спряталась в коморе. Три дня хата стояла на замке, окна были заставлены изнутри камышовыми щитками. Несколько раз приходили к хате солдаты, но потолкавшись, шли дальше. На войне солдату от пустой нежилой хаты никакого толку, а стало быть, и занимать ее нечего. Поэтому хату Никитиных три дня обходили мимо. Но вот на четвертый день под вечер к хате подошли трое солдат, они обошли вокруг, осмотрели окна. Потом один из них разбил прикладом окно и заглянул вовнутрь.

Мать Вани, Лукерья Кондратьевна, наблюдавшая эту картину, видела, как солдат ухмыльнулся и решительно направился к двери. Сбив замок, все трое ввалились в хату.

Внутреннее убранство хаты Никитиных всегда отличалось чистотой и опрятностью. Лукерья Кондратьевна была рачительной хозяйкой. Она ревниво хранила обычаи украинского быта. Хотя жизнь и внесла в семейный уклад Никитиных много нового, все же в убранстве оставалось национальное украинское, идущее от старины. Выбеленные до снежной белизны стены были увешаны традиционными коврами, полотенцами, рушниками, искусно вышитыми хозяйкой, видимо еще в пору ее девических досугов. С кровати и широких скамей свисали тяжелые, яркие ковровые полотнища. Аккуратно вымазанный глинобитный пол устлан ткаными узорчатыми дорожками. Большой стол под голубой скатертью до половины заставлен фотографиями, цветными открытками в ракушечных оправах.

Лукерья Кондратьевна незаметно пробралась в сени и в полуоткрытую дверь следила за тем, что происходило в хате. Она видела, как солдаты топтались по комнате, заглядывая под кровать и под стол, шарили под лавками, отворачивали и прощупывали матрац, трогали ковры, любовались узорами полотенец на стенах. Казалось, что они просто рассматривали незнакомую обстановку. Но вот один из солдат сдернул со стены понравившееся ему полотенце, и это как бы послужило сигналом для остальных. Все трое стали сдирать ковры, полотенца, рушники, скатывать ковровые дорожки.

Сердце женщины сжалось. Она решительно шагнула через порог в хату.

– Что вы делаете? – крикнула она.

Все трое переглянулись.

Больше она ничего не могла сказать и только смотрела на грабителей со страдальческой укоризной. Она походила сейчас на птицу, на глазах которой разоряли гнездо.

– Добре, домна [3] Госпожа ( рум .). , – протянул он, жестами объясняя, что ему нравится хата и что он с товарищами желает остаться здесь на ночлег.

– Для вас как раз все и приготовлено, – в бессильной злобе проговорила Лукерья Кондратьевна.

– Хорошо, добре.

– Да, добре вам с бабами воевать.

Она пошла к выходу, но у порога остановилась и молча покачала головой.

После вторжения солдат скрываться Никитиным уже было нечего. В тот же вечер отец, мать и девочка Маня перебрались из коморы в кухню.

Ваня, прятавшийся четыре дня на чердаке сарая, в кухню перейти отказался.

– Что же ты, один тут останешься? – спросила мать.

– Не хочу показываться им на глаза.

– Чего их бояться? Не съедят они тебя. Побудут день, другой и уедут.

– Я не боюсь, мама. Просто видеть их в нашей хате не могу.

– Верно, сынку, – вмешался отец, – ты, мать, не мешай ему, пусть делает, как хочет. Он верно делает.

Вечером Маня принесла брату на чердак ужин.

– Ваня, а зачем ты прячешься? – спросила она.

– Так нужно.

– Солдат боишься?

– Нет, не боюсь.

– А чего же не пошел с нами?

Ваня посмотрел на сестренку и улыбнулся.

– Любопытная ты очень!

– Не хочешь сказать?

– После, Маня.

– Нет, сейчас скажи.

– Что ты пристала! А то совсем не скажу. Ты вот лучше проследи, когда не будет в хате солдат, залезь под печку, там в правом дальнем углу спрятан ящик с книгами. Достань «Войну и мир» и принеси мне.

– Добре.

– Только смотри, чтобы никто не видел. Девочка, польщенная тем, что ей доверяют тайну, которую не должен знать никто, заговорщицки шепнула:

– Понимаю. Раз секрет, значит секрет.

– Правильно, Манюша. Пионеры должны доверять старшим и помогать. Помнишь клятву пионера?

– Помню! В ней есть и нетерпимое отношение к врагам…

– Молодец! Враг ворвался в наш дом… Об этом мы с тобой потом поговорим. А пока я предлагаю тебе быть у меня за адъютанта. Согласна? Помогать комсомолу будь готова!

– Всегда готова!.. Согласна…

– Ну иди, только постарайся сделать это поскорее…

После разговора с Григорием Ивановичем Ваня осторожно начал налаживать связь с товарищами. На первых порах ему предстояло, как указал учитель, узнать, кто из комсомольцев остался в Цебриково. И теперь, пользуясь промежутками, когда в селе не останавливались вражеские солдаты, Ваня посылал сестренку собирать сведения о товарищах. Он считал, что ей, бойкой тринадцатилетней сельской девочке, легко было всюду пробраться, не обратив на себя внимания. И Маня охотно выполняла поручение брата. Она бежала в какой-нибудь дальний конец Цебриково, а иногда в Ольгиново или Вишневое, словом, всюду, где жили школьные товарищи Вани. Возвращалась всегда запыхавшаяся, но довольная, и рассказывала, что ей удалось сегодня узнать.