Митко Яворски - Люди переменились

— А как? — спросил младший полицейский.

— Были мы в тюремной одежде, к ноге у каждого двухпудовая цепь прикована, тащишь ее, перекинув через плечо. Увидела мать меня, кинулась ко мне, обнять хотела, а стражник загородил ей дорогу.

«Нельзя, — говорит. — Полюбуйся со стороны на своего молодца!»

«Да что он такого худого сделал!» — сказала мать и руки ко мне протянула. Не пустил ее стражник. Тут мне в голову кровь бросилась. Поднял я цепь, да как ударю его о мостовую.

«Бунтовать вздумал, а?» — заорал стражник и толкнул меня, чтобы шел. Так и не удалось мне обнять мать. И покуда сидел в тюрьме, умерла она.

— Отчего это? — снова полюбопытствовал молодой.

— Писали мне, от одышки, а оно, наверно, с горя.

— Наверно, — согласился молодой полицейский.

— Сволочь он был тот стражник! — сказал Стоян.

— Службу исполнял! — строго заметил Иван Венков.

— Так точно! — спохватился молодой полицейский и не вымолвил больше ни слова до самого города.

В сгустившейся синеве неба загорелись первые звезды. Впереди, в низине, показался город в сиянии электрических огней.

Иван Венков поднял голову и нетерпеливо сказал:

— Пошли быстрей!

Стояну Влаеву было все равно как идти. Он ускорил шаги. На мосту перед городом, Иван Венков провел рукой по пуговицам шинели, все ли застегнуты, поправил фуражку, сурово сдвинул брови.

Стоян покосился на него, насмешливо улыбнулся.

— Ну, чего увидел? Пять шагов вперед! — сердито сказал ему полицейский.

Стоян пошел вперед. За его спиной угрожающе щелкнул затвор винтовки. Будто какая-то тяжесть навалилась на плечи Стояна. Он выпрямился, словно стряхивая ее. Потом оглянулся, окинув полицейских хмурым взглядом.

— Того стражника помню, и тебя не забуду. Все вы одним миром мазаны. Знаю я вас, пошлют с кого шапку снять, заодно с головой ее снимете…

— Молчать! — рявкнул Иван Венков.

Они вступили в город. Стоян Влаев сжал зубы, на скулах заиграли желваки. Высоко подняв голову, он молча шагал по опустевшим уже улицам, поглядывал по сторонам.

Полицейский участок помещался в большом доме в стиле рококо, красовавшемся на окраине города. Над жестяной крышей развевался вылинявший трехцветный флаг.

В прошлом дом этот принадлежал богачу Хаджи-Дерману. Богач подарил его государству. Когда городские власти отвели дом под участок, полицейский начальник распорядился заменить флюгер на крыше флагом. Внешне дом остался прежним. Стены окрашены красной краской, а обрамления окон — белой. Каменные ступени под навесом — широкие внизу — поднимаясь к дверям, сужались с изящным изгибом. За дверями широкий коридор, на вощеном полу которого всегда пролегала тропка, нанесенных с улицы пыли и ошметок грязи.

Во дворе, окруженном железной оградой, остались только фруктовые деревья. Дорожки и клумбы исчезли, будто их затоптали подкованные сапоги полицейских.

Из круглого окошка караульного помещения высунулось краснощекое, украшенное длинными усами лицо дежурного. Он оглядел Стояна и кивнул конвойным:

— В подвал!

В обширном подвале, с одним-единственным оконцем под низким потолком, было полно арестованных. Стоян Влаев примостился у стены. Из конца в конец прохаживался по подвалу один из агентов. Время от времени, спотыкаясь о ноги лежащих вповалку на полу людей, он раздраженно пинал их и плевался.

Раздумывая о причине своего ареста, Стоян решил, что ничего серьезного нет. «Чтоб полицейские не скучали», — усмехнулся он. Не будучи новичком, Стоян не испытывал любопытства к окружающим его людям. Прилег, подложив ладонь под голову, пытаясь забыться, подремать. Но мысль, что его задержали напрасно, оторвав от работы, не давала ему покоя. Агент наступил ему на ногу. Стоян вскинулся и громко крикнул:

— Гляди, куда ступаешь!

Агент сплюнул и прорычал:

— Помалкивай!

Стоян снова прилег, поджал ноги, угрюмо глядя на широкую спину отошедшего агента.

В этот вечер в доме Караколювцев лампа горела допоздна. Женщины хлопотали в кухне, готовясь к завтрашнему базарному дню.

— Не удалось масло, не стало желтым, — досадовала Вагрила.

— Да чего там, никто придираться не станет.

— Ну да, люди за свои деньги хотят чтобы оно и свежим, и приглядным было, — сказала Вагрила, выдавливая деревянной ложкой узоры на бруске масла. Кроме масла, приготовили десяток яиц, несколько килограммов фасоли, немного чернослива и сушеных груш. Что за это выручишь, не стоило бы, право, в город тащиться. Вагрила подняла торбу.