Питер Устинов - Побежденный. Рассказы

Ганс вместе с горсткой отчаявшихся солдат и сомнительным подкреплением в виде наскоро вооруженного престарелого личного состава аэродромной службы «Люфтваффе» оказался моментально окруженным в так называемом котле, но капитану Винтершильду он казался больше похожим на голое поле, лишенное каких-либо укрытий. Здесь он решил погибнуть со славой. Неудержимо помигивая правым глазом, Ганс призвал солдат пойти с ним и встретить Геройскую Смерть. Это предложение было с неблагодарностью отвергнуто. В порыве какого-то возвышенно-непонятного чувства он пошел вперед один, бессмысленно паля на ходу из автомата.

Как раз в эту минуту туда прибыл генерал Риттер фон Хорствальд — порывистый человек с очень тяжелым характером, мучимый завистью к Роммелю, которого постоянно честил хамом и выскочкой. Он изо всех сил доказывал, что миф о Роммеле как о любимце солдат, постоянно находящемся в гуще битвы, является вопиющим преувеличением и что он, Эгон Виллибальд Риттер фон Хорствальд, никогда не требовал от своих войск того, чего не готов был сделать сам. Верный этой давней неприязни, он теперь храбро встречал опасность окружения, бросив в бой все резервы и выехав сам на броневике.

— Кто это? — заорал он, привалясь грузной тушей к закрытой дверце фольксвагена.

— Капитан Винтершильд, — запинаясь, ответил какой-то злополучный капрал аэродромной службы, вылезая из кустов.

— А что он делает? — завопил Риттер фон Хорствальд. По его пористому лицу струился пот.

— Пошел искать что-то, — ответил несчастный капрал.

— Искать что-то? Свинья, ты прекрасно знаешь, что он пошел искать! Геройскую Смерть! Des Heldens Tod! А почему вы не с ним? Вы все?

Капрал не мог найти слов, поэтому генерал, одолжив пистолет у адъютанта, застрелил его.

— Пусть это послужит уроком для всех! — крикнул он. — А теперь верните его обратно.

Девять-десять солдат, предпочтя неизвестность в поле неизбежности смерти в своем жалком укрытии, побежали за Гансом, уже видневшимся вдали маленькой фигуркой. На бегу они представляли собой жалкое зрелище: один был плоскостопым, другой с язвой желудка, третий с хронической подагрой и так далее.

— Быстрее! — ревел генерал, стреляя в промежутки между ними. — Ах, что можно сделать с такими солдатами? Почему не отвечаешь?

— Ничего, — ответил трясущийся адъютант.

Тут в талом снегу впечатляюще затормозил мотоциклист и подал письменный приказ командующего корпусом генерала Ханушека. Командующий требовал немедленно отступать.

— И с такими генералами! — прорычал фон Хорствальд. — Генералы, солдаты, все они предают Германию, вечную Германию, das ewige Deutschland. Все. Дайте мне батальон, один батальон таких людей, как тот молодой человек, и я через неделю буду под Москвой!

Это извечный вопль незадачливых командиров. «Дайте мне горсточку людей, которые…»: клекот стервятника, который попусту уложил сотни тысяч своих солдат, а потом заявляет, что его нелепые тактические причуды являются виной инструмента, а не работника.

Привели Ганса, истошно вопившего о крови и участи. Было решено, что он заслуживает повышения в чине и отдыха, в результате чего Ганс стал майором, получил еще пучок дубовых листьев и был отправлен в Монте Кассино.

Ганс быстро обнаружил, что коммунистические пули и демократические свистят одинаково. Своего нового командира бригады, генерала Грутце, он нашел симпатичным, несмотря на мелкие, отталкивающие черты лица, потому что тот без конца сердечно расспрашивал о Риттере фон Хорствальде, видимо, одном из ближайших своих друзей. Другие коллеги раздражали Ганса не меньше, чем он их. Полковник фон Лейдеберг, его непосредственный начальник, был солдатом старой школы, кадровым военным, которого спасла от отставки нехватка способных командиров, однако уже в течение долгого времени никто не интересовался его взглядами, которые ему постоянно не терпелось высказать. Стал бледным, молчаливым, выглядел старше своих лет и негодовал всякий раз, когда прерывали поток горьких воспоминаний, которыми он жил. Терпеть не мог Грутце как члена нацистской партии, который узурпировал его законное место на ведущей к фельдмаршальскому жезлу лестнице, Риттера фон Хорствальда, которого в глаза не видел, считал изменником своему классу, что являлось гораздо большей низостью, чем переход на сторону благородного противника.

Майор принц Кертнер-Четтервиц был щеголем-австрийцем, все свободное время проводил за бесконечной игрой арий из оперетт на любом доступном пианино и опустошением парфюмерных лавок. Считался начальником разведки.