Георгий Свиридов - Победа достается нелегко

— Я поскользнулся…

В палаточный городок ракетчики возвратились поздним утром. Промокшие, грязные, с ссадинами и мозолями на руках. Задание было выполнено — по расчищенной улице пошли первые автобусы. Электрики спешно восстанавливали провода трамвайной линии. Теплые солнечные лучи, пробиваясь между лохматыми, низко плывущими тучами, быстро сушили землю. Все вокруг: деревья, тротуары, газоны, дома, асфальт, киоски — было чистым, отмытым, празднично веселым. Особенно похорошели деревья. Даже не верилось, что они выдержали напор стихии. Сломанные ветки уже успели убрать, сорванные листья — подмести. Чистые и нарядные, деревья стояли, как молодые солдаты на параде.

— Природа к празднику Победы готовится, — устало сказал Коржавин. — Смыла пыль с города, навела красоту.

— Еще парочку таких космических ночей, и мы ляжем плашмя… — пробурчал Тюбиков.

— Дубина, не космических, а косметических, — поправил Зарыка.

Солдаты, минуя столовую, пошли к своим палаткам. Стянув мокрую одежду, развесили ее на кустах, растяжках палаток и просто разложили на солнцепеке, выставили сушить сапоги, а сами, не смыв как следует грязь с одеревеневших рук, повалились на койки.

— Жень, сколько нам отпустили? — спросил Коржавин, укрываясь одеялом.

— Минут сто восемьдесят. — Зарыка с удовольствием вытянулся. — Зададим храпака.

Подполковник Сулейман Садыков энергично потер ладонями виски, зажмурил глаза и посидел так несколько минут. Отяжелевшая, словно налитая свинцом, голова гудела и, казалось, вот-вот расколется. Садыков знал, что никакие пилюли ему не помогут, и не обращался к врачу. Есть только одно лекарство — сон. Со дня, вернее, с трагического рассвета двадцать шестого апреля, начальник уголовного розыска хронически недосыпает. Дел по горло, и на сон удается вырвать два-три часа в сутки. Это, конечно, мало. Слишком мало. Но больше он не может себе позволить.

Садыков расстегнул ворот, вышел из-за письменного стола, прошелся по просторной палатке, энергично размахивая руками. Нет, гимнастика тоже не помогает. «Только утихнет землетрясение, возьму отпуск. Отосплюсь же тогда! — подумал подполковник и, потянувшись, сладко зевнул. — Уедем с женой и сыном в Фергану, за Чуст, в горы, в Гаву, в родной кишлак».

В памяти всплыли знакомые с детства места. Скалистые отроги гор, долина и прозрачная, как водопроводная вода, шумная речка-сай. Крутые каменистые берега, густо заросшие ежевикой. Два огромных валуна, и между ними висячий мост — тонкие, грубо отесанные стволы деревьев, связанные между собой. При каждом шаге мост прогибается и пружинит. С валунов кишлачные мальчишки ныряли в бушующий поток и, быстро работая руками, переплывали на тот берег. А у самого кишлака по берегам реки вздымаются тополя. Их, как лианы, оплели виноградные лозы. «Будем с сыном купаться и загорать». И Садыков ощутил всем телом, как бросается в бурный холодный поток, вода обжигает, а потом, прильнув к нагретому за день покатому валуну, подставит спину и бока солнцу…

— Разрешите войти! — откинув полог палатки, в дверях стоял Икрамов, старший следователь.

— Давай входи. Что там у тебя?

— Я по делу номер сто пять.

Дело номер сто пять не давало покоя и Садыкову. Бессмысленно-жестокое убийство Джуманияз-бека и его сына Юсупа не выходило из головы. Начальник уголовного розыска на рассвете, едва потушили пожар, прибыл на место, осмотрел обгорелые трупы. Экспертиза установила, что убийство было совершено несколько часов назад. Смертельные раны нанесены опытной рукой. Так мог орудовать ножом только человек, хорошо владеющий холодным оружием. Преступник проник в дом или находился в нем и, выждав, пока хозяева уснут, совершил злодеяние. Действовал он расчетливо и хладнокровно. Особых улик обнаружить не удалось, сильный пожар уничтожил следы.

— Слушаю вас, Анвар-ака, — по-узбекски сказал Садыков.

— Одна ниточка нашлась. Убежден, что она главная.

Икрам доложил, что он внимательно изучил жизнь погибших, расспросил соседей, родственников, переворошил архив, связался с Самаркандским уголовным розыском и установил, что накануне первомайских праздников в доме Валиевых появился неизвестный, который жил там то ли как квартирант, то ли как гость. Видели его только вечерами. Одет по-европейски, в хороший темный костюм. Лицо светлое. Носит даже вечером темные очки, волосы коротко, как у солдат, острижены.