Александр Черваков - Две стороны. Часть 2. Дагестан

«Э, пацаны, не стреляй! – отпрянул дагестанец. – Это вам, купите что-нибудь, – он протянул мятые денежные купюры удивленному Кравченко. – Держите, пацаны, – блок сигарет «Ява» оказался в руках Щербакова. – От души, ребята, что нам помогаете этих ваххабитов мочить! Мы войны не хотим, мы работать хотим, жить нормально!» – и водитель фуры спрыгнул на землю.

Камаз тронулся, за ним стояли остальные фуры, их водители тоже протягивали солдатам деньги, сигареты, что-то из еды, в общем, кто что мог. Каждый говорил какие-нибудь слова благодарности и, пожелав удачи, садился в свой грузовик, продолжая путь дальше.

Последние огоньки Камазов скрылись в ночном тумане, а колонна всё стояла, молотя работающими двигателями. Кравченко, предварительно припрятав деньги, скрылся в люке и задремал, обхватив автомат двумя руками. Что делал Обухов, Щербаков не видел. Третий взвод, как и прежде, находился в хвосте колонны, и третьим с конца стоял танк Щербакова с прицепленным к нему БТРом. Александру отчаянно хотелось спать, но он держался, боясь заснуть и проморгать сигнал к отправлению. Кроме того, большое впечатление на него произвёл рассказ Круглова про украденную у спящего солдата винтовку. Поэтому он сидел в люке на маленькой неудобной спинке, высунув голову в шлемофоне наружу и курил «Яву» одну за одной, борясь со сном.

Туман рассеялся так же неожиданно, и вскоре в наушниках позвучала команда к продолжению движения.

– Обухов, слышал? – лейтенант обратился к механику-водителю по рации. В ответ молчание, – Обухов, ты заснул там? – в наушниках тишина, только глухой рокот работающего двигателя. Щербаков, ёжась от ночного холода, вылез из люка и спрыгнул на передний броневой лист, держась за мокрую от тумана пушку. Обухов спал, уткнувшись шлемофоном в передний край своего люка. Александр слегка ткнул Обухова по шлемофону носком нового берца: – Э, алё, просыпаемся!

– Да я не сплю, товарищнант, – очнулся Обух.

– Не спит он. Смотри, сейчас поедем, – и Щербаков полез на свое место, держась за влажные коробки КДЗ. Кравченко спал, но Александр не стал его будить – какой с него сейчас толк. Заняв привычное место, лейтенант устремил взгляд в голову колонны, ожидая, когда двинется техника. Где-то далеко впереди красные огоньки стоп-сигналов зашевелились и постепенно стали удаляться, но остальная большая часть колонны не двигалась, грохоча двигателями. «Что за черт?» – подумал Щербаков, закуривая очередную сигарету. Красные огоньки скрылись за поворотом, но колонна по-прежнему стояла на месте.

– Прокат тридцать, прием! Это ноль первый! – услышал Щербаков в наушниках.

– На приеме тридцатый, – ответил Щербаков.

– Тридцатый, почему твои экипажи не выходят на связь? Вы тоже там спите? Вылезай и иди вдоль колонны, буди всех! Сначала своих, потом вперед иди! Пусть выходят на приём и продолжают движение! Как понял, прием?

– Понял тебя, ноль первый, – Щербаков отсоединил шнур шлемофона, размотал проволочку, которой за мушку держался автомат. Растолкав Кравченко, лейтенант приказал ему идти будить механиков и командиров своего взвода, если они спят, а сам, спрыгнув на землю и поправив тяжелый автомат на плече, пошел вперед. Перед его танком стоял ГАЗ-66, его двигатель, как и у остальных машин, работал на холостых оборотах. Заглянув в кабину, Щербаков увидел, что водитель и двое умостившихся на сиденье бойцов спят, зажав автоматы между колен. «Просыпайся! – Александр забарабанил по дверце кабины. Водитель разлепил сонные глаза. – Не спи! Сейчас дальше поедем!» – Щербаков соскочил с подножки и двинулся дальше. В следующем «шишарике» та же ситуация – водитель спал, откинув голову, рядом дремала еще пара бойцов. «Подъем! – забарабанил в дверь лейтенант. – Дальше едем!»

На часах около двух ночи, в очередной машине, грохочущей двигателем, повторялась всё та же история – спали водители, спали солдаты и офицеры, устав от марша и пригревшись в кабинах, тентованных кузовах грузовиков, внутри и на броне БТРов. Никто не выставил караул, надеясь, что стоянка продлится недолго.

«Если бы на нас сейчас напали, была бы полная жопа, – барабаня в дверцы грузовиков и по броне бронетранспортеров, думал Щербаков. – Можно даже не стрелять, а просто резать всех спящих по очереди».

Лейтенант вспомнил, как вроде совсем недавно, будучи еще студентом, он приехал на каникулы домой и вместе с другом Костей Акчуриным полез на чердак за голубями. Костя сказал, что жареные голуби – закуска «пальчики оближешь», тем более бесплатно. Дело случилось ночью, когда родной городок спал и только на станции лениво переговаривались по громкой связи вагонники. Железная лестница, приваренная с торца к стене четырехэтажного дома, уходила вверх и на фронтоне крыши упиралась в маленькую дверцу, ведущую на чердак. Костя, маханувший для храбрости самогонки, первым полез по гулкой лестнице, перекинув через плечо большой мешок, в каком обычно хранят картошку. Добравшись до дверцы, он открыл скрипнувшую в ночи створку и скрылся в темном проеме чердака. Когда Щербаков, боясь посмотреть вниз, поднялся до верха и заглянул в черное отверстие чердака, он увидел Костю. Тот, чиркая зажигалкой, осторожно ходил по загаженному за долгие годы тысячами птиц полу и по одному собирал в мешок спящих на деревянных балках голубей, предварительно скручивая каждой птице голову. Голуби спали и не поднимали никакой паники, поэтому Акчурину не составляло никакого труда взять птицу, не потревожив остальных. Так он бродил, пока мешок основательно не наполнился.