Нина Емельянова - Рождение командира

Капитану Грибанову теперь сопутствовала, казалось, какая-то особенная удача: он почти всегда мог предугадать, как пойдут их действия в тылу врага, где им удобно будет достать «языка». Товарищи-разведчики спрашивали: «Как ты додумался?» Он отвечал: «Я стараюсь ясно представить себе психологию среднего немца-фашиста, попавшего к нам в Россию и вообразившего себя победителем. Но он на нашей советской земле — без корней, а мы «коренные», за нее держимся, растем из нее, и такой фашист для нас как заблудший вор — его легко понять».

Вскоре после успешных наступательных боев дивизию, где служил Грибанов, приостановили на время, чтобы подтянуть резервы, а Грибанова послали учиться в разведывательную школу.

Он поехал теперь на восток в кабине полуторатонки. Небо перед ним было голубое. Сильно подался и осел снег, на полях обозначились бурые проталины. Но, отраженный в стекле кабины, все время виделся другой пейзаж — с черными пятнами пожарищ; они передвигались во время хода машины, напоминая ландшафты пустынь и как бы пытаясь накрыть собою всю землю.

Он достал и перечитал письмо брата: брат описывал все подробности. Участвуя во взятии Брянска, он выскочил со своими танками в район железнодорожного депо и увидел, что в их районе все сожжено, на месте их дома построены немцами блиндажи и дзот, а глубокая траншея огибает сад. Сосед справа, машинист Глумов, сказал ему, что мать и отца нашли обожженными около дома. «Знаешь, брат, как стоял я там, на том месте, все думал: нет страшнее памяти об ушедшем. Не езди туда, я едва опомнился…»

Капитан сложил и спрятал письмо; оно уже по сгибам протерлось, а все не могло сказать ничего другого. Когда среди учебы выбирался час досуга, он снова брался за письмо, его тянуло посмотреть на место, где был их дом и где он решил в будущем построить снова такой же, стать самому отцом и жить с женой среди детей и внуков.

Закончив ученье в школе, он все-таки поехал в Брянск. Вышел около разбитого вокзала и пошел по шоссе вниз, под уклон, к своей усадьбе. Издали увидел он место, где был дом, где был сад: дом сгорел, яблони все были вырублены, торчали высокие пни; рубили их, видно, под снегом.

Березки, которыми они с отцом еще в детские годы капитана обсадили участок, тоже были порублены. Две-три тоненькие гнулись на осеннем ветру, как прутики. Углом по двум сторонам сада тянулась глубокая траншея, она осыпалась кое-где, и через нее были намощены две доски. Капитан быстрым глазом разведчика заметил, что из колодца на старом месте берут воду: по глине наплескано. Подошел ближе — по траншее вьется из старого, немецкого еще дзота дымок.

Кто же живет в земляном этом дзоте? Капитан Грибанов спрыгнул в траншею и пошел по ней ко входу в дзот. Открыл дверь — темно, и в полутьме наклоняется к печи круглой, гладко причесанной седой головой женщина… мать!

Капитан задохнулся, шагнул вперед и спрашивает:

— Матушка, кто здесь живет?

Отвечает женщина:

— А вы кто такой?

— Тут темно, — говорит капитан, и голос у него дрожит, — выйдите во двор, поглядите.

Вышла во двор, худощавая, добрая, смотрит и не может узнать: капитан-то шесть лет не был дома. Рукой козырьком прикрыла глаза от света.

— Не признаю я…

Да вдруг как заплачет и кинулась ему на грудь. И капитан плачет, как ребенок.

— Мамаша, когда же? Как отец помер?

— Отец живой. Он в депо, скоро ужинать придет.

— Да неужели же он там снова работает?

— А как же? Только сердцем болеет: ему ведь семьдесят два! Ты ложись-ка на отцову кровать, притаись, я его подготовлю.

Капитан лег и не может собраться с мыслями: все, что произошло с ним только что, кажется ему сном. Будто снится ему, что старые корни их рода уцелели в земле. Смотрит он около себя на стену земляную: «Вот где они, корни крепкие нашего рода!»

Слышит: отец в это время заговорил с кем-то у двери.

— Ты чего невеселый? — говорит. — Головы, брат, никогда не вешай!

Мать шепнула капитану:

— Это он, Володя, с петушком разговаривает. Петушка и двух курочек из деревни принесли.

Отец вошел, осмотрелся.

— Мать, — говорит, — кто это у меня на постели лежит?

— Военный один попросился переночевать.

— Ну-ка, — говорит, — погляжу на военного! — Отдернул одеяло и говорит: — Отцовское сердце не обманешь. Здравствуй, Владимир, дорогой мой сын!

И обнялись все втроем.