Нина Емельянова - Рождение командира

— Что-то конницы нашей не видно! — Потом обвел рукой широкий полукруг по холмам, где веером развертывались полосы хлебов и прибавил: — Пестрота!

— Да, да, — кивнул в ответ лейтенант.

Лещенко чувствовал себя сегодня свободнее и легче, как будто летел он над этой бедной землей, освобожденной после трехлетнего фашистского гнета. Для того и участвуют они в большом наступлении наших войск в Белоруссии, успешно продвигаясь в составе конно-механизированной группы генерала Плиева в рейде по тылам врага. Три дня назад в бою за город Слуцк они на руках выкатили пушки к самому мосту через реку Случь. Их первая батарея Потапова отбила все контратаки врага и удерживала переправу до подхода главных сил. Как их ждали здесь, Лещенко видел на лицах встречавшихся белорусов.

Перед наступлением он боялся, что задачу могут переменить, и рейд не состоится, или пошлют вместо них другую противотанковую бригаду. Представлял себе, как, сопровождая легких, подвижных конников, он со своими пушками будет двигаться без дорог где-нибудь по лесу или болоту в близком присутствии врага, готовясь отразить его нападение с любой стороны. Ну что ж! Он будет постоянно деятельным, он молод, здоров, его тянет отдавать себя, не жалея сил!

Первая ночь в рейде была именно такой: темная дорога в лесу, движение большой массы людей, коней, машин и ощущение открытости и опасности со всех сторон. Сильная машина «студебеккер» казалась ему слишком громоздкой и заметной. Бойцы расчетов сидели у бортов с автоматами наготове. Понятно, что и они беспокоились.

Это разгадывалось словами: «В рейде — впервые!» Их батарея побывала в серьезных боях: летом прошлого года они с честью выдержали жаркую битву у Понырей, на Курской дуге. Но пока перед вводом группы генерала Плиева в прорыв немецкой обороны бригада находилась вместе с боевыми порядками наступающих частей, везде в этой подвижной полосе людей с флангов и с тыла была опора на соседа. Когда же, снявшись с огневых позиций, бригада вместе с конницей вышла из полосы наших войск и, обогнав их, стала проникать в глубину расположения противника, порядок движения изменился. Полки ее были розданы по кавалерийским дивизиям, а там их побатарейно придали кавполкам. В походе конница вытягивается в колонну: впереди едут всадники по три в ряд, на конях же тянут пушки дивизии, а за ними в обозе везут боеприпасы, продукты, фураж, идут санитарные повозки. Кони кавалерийские — могутные кони, выдерживают долгие переходы. В обозе им подвяжут к оглобле пучок сена, конь идет и жует на ходу. В начале рейда два дня и две ночи так и шли без остановок.

Думали, что батареи во время рейда пойдут рядом с конниками, а дороги были узки, обочины не проезжи, и пришлось идти вслед за конницей. Но движение колонн прерывалось остановками, иной раз длительными, и шоферы артиллеристов или ждали, не выключая газ, или глушили моторы, чтобы потом заводить их снова. Конница уходила вперед, поэтому батареи часто отставали, и, вероятно, не одному Лещенко представлялось, что теперь надо думать и заботиться обо всем самому. Но маневренность и подвижность конницы были свойственны и бригаде. Через несколько дней к лейтенанту и его товарищам вернулось прежнее чувство опоры друг на друга.

Лейтенанту было спокойно и оттого, что впереди него ехал капитан Потапов, тот Потапов, кого он уважал, как своего непосредственного командира, считал самым знающим, лучшим из всех командиров батарей, как, впрочем, почти все молодые горячие офицеры, вроде Лещенко, считали лучшими своих командиров. Но лейтенант знал о капитане и еще одно.

Однажды перед рейдом, придя обедать в столовую, устроенную под открытым небом в молодом сосняке, он сел против капитана Потапова и, откинув салфетку, которой была накрыта тарелка, взял с нее кусок черного хлеба и отломил корочку.

За столом заговорили, что хорошо бы не то чтобы повидать домашних, а хоть бы посылочку получить от них из дому.

— Мне бы прислала жена платочек или кисет… и пол-литра, — сказал лейтенант Кленков, самый молодой из собеседников. Он только перед войной женился и, выговорив заветное, что хотелось иметь, чего касались милые ему руки, он вдруг с таким волнением представил себе этот кисет — шелковистый, мягкий, с вышитыми его инициалами, и платочек, который можно приложить к губам, ощущая присутствие жены, что смутился, покраснел и у него сорвались эти несчастные слова.

Они и дали тон общей беседе. Капитан Ильин вспомнил про хороший табак, который жена привезла ему однажды с Кавказа, майор Озимцев — о завтраке дома в выходной день, когда все сидят вместе за столом, и ребята чистые и умытые.