Михель Гавен - Дорогая Альма

— Хлопчина тот жених тебе был, видно? — спросила Пелагея, вытирая глаза краем платка.

— Если бы! — Варя всхлпнула. — Он хотел. Да я вредная была. Все себе цену набивала. Думала, погуляю еще, молодая. Кто же знал, что так выйдет…

— Значит, юношу того, который своей собаке жизнь спас, Евгением звали, — негромко заметил Иван Петрович. — А собаку его — Неллой. Думаю, Варенька, мне есть чем порадовать вас. — Он наклонился к раненой. — Нелла выжила. И сейчас находится недалеко отсюда, в госпитале. За ней ухаживает мой воспитанник Юра. Правда, он назвал ее Альмой… Если вы не возражаете.

— Нелла выжила? — На изможденном лице девушки появилась слабая улыбка. — Вы уверены? У нее номер на ошейнике был — 13125.

— Да, именно 13125, — подтвердил Пирогов. — Такой точно номер. Я сам эти цифры видел. И написано мелко: «Отдельная Коломийская комендатура пограничного отряда охраны тыла», если не ошибаюсь. — Он запнулся.

— Юго-Западного фронта РККА ВС СССР, — закончила за него Варя. — Так и есть.

— Только я тот ошейник снял. Но он у меня хранится.

— Я просто не верю… А Женька? Женька не выжил? — Глаза раненой в отчаянной надежде смотрели на Пирогова. Тот растерянно пожал плечами. Бросил взгляд на Маренн.

— К сожалению, Штефан сказал, что пограничник был мертв, — ответила она, перейдя на французский.

— Она иностранка? — Варя вся напряглась.

— Это родственница моей бывшей хозяйки, княгини Свирской, — сказал Пирогов и предупреждающе взглянул на лесника и его жену. Те переглянулись и кивнули почти одновременно. — Она родилась во Франции, поэтому по-русски не понимает. Недавно приехала, перед войной, когда Францию оккупировали. Бежала. Но доктор хороший. Всем нам помогает здесь. — Пирогов даже вспотел, выдумывая.

— Ясно, француженка, значит. — Варя явно расслабилась, испуг прошел. Она попробовала приподняться.

— Нет, нет, шевелиться нельзя, — остановила ее Маренн. — Еще физраствор весь не прошел. Надо потерпеть.

Раненую надо переодеть, — продолжила она по-французски, взглянув на Пелагею. — Обмундирование снять. Оно грязное, это опасно. Переоденьте в гражданское. Если сюда пожалуют оккупационные службы, скажите, что ваша дочь, случайно попала под обстрел. Сельчане не выдадут? — спросила она Пирогова.

— Кто знает? — Тот пожал плечами. — Люди разные, за всех сразу кто поручится?

— Так ми не скажемо никому, — заговорила Пелагея решительно. — А обмундирование я выправлю и спрячу и докуминты тоже. До нас мало хто тут ходить. — Она махнула рукой. — Все сама в село бегаю новини дознаться. Разве что Наталка снова нагрянет. Так я ее не пущу в дом. Скажу, дед хворый.

— Я обмундирование не дам, — запротестовала Варя. — И документы. Наши скоро вернутся. Погонят немцев. — Она задохнулась и закашлялась. Маренн заботливо поправила ей подушку.

— Может, и вернутся, — негромко ответил Пирогов, потерев лоб. — Хотя кто знает, насколько лучше это, когда всех, кто под немцем был, НКВД арестовывать начнет. Уж я-то на своей шкуре испытал, каково с ними пообщаться. — Он прикоснулся к изуродованному глазу. — Даст Бог, вас, Варечка, минет такая участь. И вам сразу поверят, кто вы и как в живых остались. Но только наших-то этих еще дождаться надо. И никто толком не знает, сколько ждать.

— Насколько я знаю из сводки, кольцо замкнулось, — произнесла Маренн, обращаясь к Пирогову. — Это подтверждают слова лесника о большом количестве пленных, которых ведут с востока. Так что спрятать обмундирование и документы — вовсе не лишнее, вы правы.

— Вы должны согласиться хотя бы ради ваших хозяев, Варя, — сказал Пирогов негромко. — Если у них в хате найдут бойца Красной армии, которого они прятали, спалят дом, а хозяев расстреляют. Стоит ли их подвергать опасности? Красная армия придет, может быть. Но, судя по последним сведениям, будет это еще не скоро. Если вообще случится, уж простите меня.

— Что же, все зря? — Варя не могла сдержаться, грудь ее приподнималась от рыданий. — Что же, все погибли зря? Зря столько страдали, верили? Бросили на смерть собак, только чтобы остановить их? Мы никого не остановили… И Женька погиб зря…

— Родину никогда зря не защищают, — произнесла Маренн и ласково провела рукой по спутанным светлым волосам девушки. — Мне было столько же лет, как вам сейчас, и мы находились в осажденном Вердене, вот так же без еды, без воды, без боеприпасов. А враг стоял у ворот Парижа. И мальчики, мои сверстники, бросались в штыковую, и их погибло столько, что поля боя было не видно. Только трупы, трупы, один на одном, горы, кучи трупов, и редкие маки показывали красные головки между ними. Все это было двадцать пять лет назад. Там, под Верденом, погибло целое поколение талантливых, веселых, смелых, которые могли бы перевернуть мир, сотворить многое. Но они отдали свою жизнь за Родину, за свободу. Потому что не представляли ее иначе. Они победили. Даже мертвые. Тогда враг в Париж не вошел. Вошел позже, спустя двадцать с лишним лет, когда уже просто некому было его защитить. Французская армия надорвалась в Первой мировой войне. Она не смогла дать достойный отпор спустя такой короткий промежуток времени. Я не знаю, чем закончится эта война и сколько она продлится. Но жертвы никогда не бывают напрасными. И каждый должен бороться всеми силами, как может, на своем месте и защищать своих близких. Ваш жених погиб. — Она с сочувствием сжала руку девушки. — Но он погиб ради вас. Он защищал вас. Он защищал Родину. Он своей жизнью спас любимую собаку. Тот, кто нашел Альму, сказал, что пограничник закрыл ее собой. Поэтому она выжила.