Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

Маштава отозвал Леньку в сторону, рассказал пулеметов на мельницы затащить не удастся, лестницы рассохлись, рассыпались. Пока что за околицей села, на кладбище, поставили «секрет» — трех кавалеристов.

— Мало, — сказал порученец комбрига, — надо взвод. А командир заставы как хочет, пусть с биноклем заберется наверх и наблюдает за лесом, пока светло. Да, вот еще что комбриг приказал, чтобы Страпко сдал дежурство кому-нибудь из эскадронных…

— Володя Девятый как раз тут где-то околачивается я его только что видел, на танцы глядит, наверное…

— Вот пусть и принимает дежурство!.. Кто расседлался?

— Как было приказано второй полк. И пулеметы они распрягли. Первый полк — весь под седлом.

Котовского пришлось поднять до наступления темноты случилось чрезвычайное происшествие. С заставы, что расположена была за околицей села у мельницы, прискакал помощник командира взвода эстонец Туке. Он доложил, что они задержали пять красноармейцев — пешую разведку пензенского пехотного полка, батальон которого утром расположился в деревне, километрах в десяти от Кобыленки. Такой случай совершенно не был предусмотрен планом операции. Туксу приказали ждать распоряжений, а Ленька и дежурный по бригаде помчался к дому священника.

Комбриг спросонья долго ругался, потом сел на постели, протер глаза, спросил сердито:

— Кто на заставе?

— Взвод Симонова, — доложил эскадронный Володя Девятый.

— Как же их все-таки взяли — недоумевал Григорий Иванович.

— Так и взяли! — рассказывал со слов Тукса Ленька. — Подпустили близко, потом — «Руки вверх!». Связали, сложили их у мельницы.

Котовский выругался сквозь зубы:

— Вот не было печали, черт бы их побрал! Ты точно передал последнюю мою телеграмму в Тамбов — спросил он своего порученца.

— Я же вам докладывал, у аппарата был Какурин…

— Зачем же это пехота сунулась, куда не надо А может, они были уже на марше, когда Тухачевский дал вокруг леса отбой Откуда известно про батальон, про пензенский полк?

— Пленные и показали все это, — доложил Девятый.

Тут комбриг встал босыми ногами на пол и гневно сказал, слегка заикаясь:

— Сдд-дались без выстрела, да вдобавок тт-ут же п-продали все и наименование своей части и ее расположение Что же это за солдаты?

— Молодые, новобранцы, Туке говорит. Да ведь им с Симоновым пришлось иметь дело! — добавил Ленька.

Котовский подбоченился и сердито обратился к своему порученцу:

— Симонов Ну, а ты? Ты белому казачьему офицеру сдался бы и все выболтал?

— Н-нет…

— То-то и оно! А еще защищаешь всякую дрянь!

Он прошелся по комнате, шлепая босыми ногами по полу.

— Сдались без единого выстрела… Ну, я им сейчас устрою, этим трусам! — и, остановившись против дежурного по бригаде, сказал:

— Пусть Симонов запрет их в какой-нибудь сарай, только не в тот, где гажаловские заложники, отдельно…

По мере того как комбриг говорил, он все больше и больше раздражался:

— Но пусть этих орлов из пензенского полка предварительно прогонит через все село. Там, где окажется скопление мужиков и баб, пусть сдерет с них при всех красноармейские звездочки да натолкает в шею героям! Всю дорогу от заставы до сарая пусть подгоняет их прикладами да нагайками! Так им, негодяям, и надо!

Он успокоился и усмехнулся.

— А нам этот цирк зачем Вот появятся матюхинские представители, небось побегут нюхать по селу… Тут им и расскажут, как казаки обращаются с пленными красноармейцами! Все понял, Володя Быстренько доскачи до заставы, чтобы эту постановочку еще засветло провести…

Девятый вышел.

— А ты оставайся, — обратился Котовский к своему порученцу, — сейчас поедем в штаб, я уже больше все равно не засну.

Он проделал обычный комплекс гимнастических упражнений. Два раза в день — это было законом, который комбриг соблюдал независимо от всего. Выслушал представителей полков, которые то и дело приезжали с различными донесениями, поужинал. Так что, когда они с Ленькой добрались до штаба, на село уже спускались сумерки…

К этому времени Авдотья успела привести из оврага уполномоченных Матюхина. Один из них был ее мужем, сыном мельника. Левая рука была у него ампутирована по локоть. К «казакам» он относился с полным доверием. Маштава сразу же стал называть его запросто Васькой.

Человеком совершенно иного порядка оказался второй уполномоченный — Андрей Макаров. Худощавый человечек невысокого роста с лисьим профилем и мутными глазами, он представился «политработником». Из дальнейших расспросов выяснилось, что он эсер, до начала восстания работал в почтовой конторе уездного города Моршанска. Он явно играл под «нигилиста» длинная, давно не чесанная и не стриженная шевелюра, которой он то и дело встряхивал, сыпля перхоть на плечи своей вельветовой куртки, развязные манеры, привычка говорить колкости, сопровождая их кривой усмешечкой. Макаров родился в Кобыленке, здесь у него было много родни.