Борис Егоров - Продолжение следует...

А потом он приготовил мне ещё один сюрприз.

Я приехал на будапештский аэродром, чтобы лететь в Москву. Но ни около аэровокзала, ни в зале регистрации, ни в холле, где пассажиры ждут своего рейса, Фельдеша я не увидел.

Забеспокоился: что произошло? Ведь он хотел проводить меня. Объявили посадку, и мы, отлетающие, вышли на поле, к самолёту.

Когда я был уже в нескольких шагах от трапа, услышал за спиной шум. Оглянувшись, увидел Фельдеша, который спорил с администраторами, пытаясь прорваться к самолёту.

И всё-таки прорвался, подбежал ко мне и сунул в руки узкую квадратную картонную коробку.

— Извини, что запоздал, — возбуждённо сказал он. — Только что привезли. Десять дней по всей Венгрии искал. Наконец-то друзья в Секешфехерваре нашли...

— Что это?

— Увидишь, услышишь.

Это была та самая пластинка старого, довоенного образца «Серебряные листья падают с дрожащих берёз».

И теперь играет в моём доме венгерская скрипка.

Поёт тонко и нежно. То плачет она, то притихает, просто грустит, и в этой грусти — раздумье и прощальная торжественность.

Слушая её, я опять ухожу в ту осень, в последнюю осень войны. Ухожу в те ветра, что низко над виноградниками гнали обрывки серых облаков, ухожу в холодные закарпатские дожди. В последние холодные дожди, потому что после них дожди были уже тёплыми, весенними. Это была весна Победы.

— Хорошая у мадьяр музыка! Хорошо, что они наши добрые соседи!

А внимательного и хлопотливого Дьёрдя Фельдеша я потом встретил ещё раз, когда останавливался в Будапеште проездом в Югославию.

Мы вспоминали, как ездили «закрывать сезон» на озеро Балатон, как путешествовали в Секешфехервар, Эстергом, Эгер, Кячкемет. Как осматривали пионерскую железную дорогу, Чепельский автозавод и уникальнейшее сооружение — замок Бори Ене. Большой замок, похожий на крепость, построен руками одного человека! Бори Ене был инженером, художником и архитектором и строил замок сорок лет. В честь своей жены... И на своих полотнах изображал только её.

И мы встретились с ней. Ей было уже восемьдесят лет, но она была похожа на все портреты.

Мы шагали по тихим аллеям острова Маргит и смотрели на мутноватый Дунай.

Дьёрдь спросил:

— А как пластинка? Слушаешь?

— Я берегу, берегу её!

— Ты полюбил то, что у нас в Венгрии все любят. Недавно умер король скрипки, лучший исполнитель наших мелодий. «Король скрипки» — это звание не государственное, его даёт народ. Дипломом и медалью является популярность. И вот уже много-много поколений все короли были из одной семьи. И этот, который умер, тоже из неё. На похоронах над его могилой играла тысяча скрипок... Со всей Венгрии съехались скрипачи.

Мы так увлеклись разговором, что я едва не опоздал на поезд, идущий в Белград. Прыгнул на подножку последнего вагона.

Поездка в Югославию — это возвращение в страну, о которой я тоже упоминал в начале книги. И название этой страны — Поэзия.

В Белграде меня познакомили с инженером Йовой Петровичем и его женой Душицей, очень обаятельной женщиной. Душица — это уважительно-ласкательное от «душа». А «душа» и по-русски, и по-сербски означает одно и то же.

— Вы свободны в воскресенье? Приходите к нам, — сказали мне Петровичи.

В воскресенье у них собрались друзья. Среди них были инженеры, журналисты, бывшие партизаны.

Меня, как человека, приехавшего из Советского Союза, встретили очень радушно. И, естественно, очень скоро разговор зашёл о том, что утвердило, скрепило дружбу народов СССР и Югославии, — о боевом братстве в дни минувшей войны. Вспомнили, как Советская Армия вступала в Белград. Вспомнили партизаны былые сражения.

А потом разговор зашёл о литературе, и меня стали расспрашивать о новых книгах, о том, над чем работают московские писатели.

Мои собеседники хорошо знали творчество Галины Николаевой и Веры Пановой, Сергея Антонова и Константина Паустовского, проявляли большой интерес к советской мемуарной литературе и собирали книги из серии «ЖЗЛ», выпускаемой «Молодой гвардией».

О том, что «ЖЗЛ» в Югославии пользуется большим читательским спросом, я уже знал. Накануне я встречался с директором издательства «Рад», и он просил меня прислать из Москвы новые книги этой серии.

— Переведём и выпустим, — сказал он. — Расходятся моментально. Биографии читают все.

За столом затеяли литературную игру: кто больше прочтёт на память из Достоевского. Один прочитал полторы страницы, другой — две.