Мартын Мержанов - Так это было

Тут же он прочел мне письмо жены. Анастасия Терентьевна рассказывала, как они, собравшись у приемника, слушали приказ Верховного Главнокомандующего о взятии Берлина и как среди героев, отличившихся в этой исторической операции, рядом с маршалами и генералами был назван Переверткин. «Что было, что было!» — улыбаясь, читал Семен Никифорович.

Мы пили кофе из маленьких синих чашечек, найденных в этом же доме. Переверткин неузнаваемо изменился. У него разгладились морщины, повеселели глаза. Даже движения, как мне показалось, стали более плавными. Он говорил о жене, дочке Ниночке, о друзьях, перечитывал письмо и улыбался. У него была особая улыбка. Кто-то сказал о ней: видна за версту.

Мы пытались вести беседу, далекую от войны, которая ушла от нас, как черный тяжелый дым уходил из купола горящего рейхстага. Но огромная карта Берлина, лежащая на четырехугольном раскладном столе, напоминала нам о недавнем.

— Что это вы, Семен Никифорович, опять сидите над картой?

Он улыбнулся.

— Анализирую… Откровенно говоря, мы еще толком не разобрались, какое мы совершили «воинское чудо». Историки будут копаться в этих вот картах, но и мы, пока живы, должны дать объяснение по каждому штришку, нанесенному в горячие минуты боя. Вроде бы карта как карта, а ведь для меня это «говорящий инструмент», и я, глядя на нее, вспоминаю все до мельчайших подробностей и, главное, вижу свои ошибки.

Допоздна мы беседовали с Переверткиным, а затем я решил разыскать Ивана Исаевича Клименко, которого не видел уже неделю после того, как мы расстались в Плетцензейской тюрьме.

— А он здесь, неподалеку, в небольшом особнячке.

Клименко, несмотря на поздний час, рылся в бумагах. Вид у него был усталый. Его «война» еще не кончилась — он разыскивал военных преступников.

Я сказал ему:

— Но теперь же все ясно. Гитлера не найдешь, его сожгли. Борман бежал, а Геббельса уже нашли…

— Нет, еще не все… Если сейчас не будем искать, потом будет поздно.

Бежали многие. Кроме Бормана, Наумана, Аксмана бежали Гиммлер на север, а Кальтенбруннер — на юг. Эти немного раньше. Они знали обстановку лучше других.

Обо всех делах, происходивших в Берлине и в бункере, Кальтенбруннер, начальник Главного управления безопасности и гестапо, был хорошо осведомлен. Он непрерывно менял свои конспиративные квартиры, но чаще всего бывал в австрийском Инсбруке, откуда шпионил за Вольфом в Швейцарии и за Шелленбергом, устремившим свои взоры на Швецию, за своим ближайшим помощником Мюллером, поведение которого в последние дни казалось ему подозрительным. Но больше всего его смущало исчезновение шефа Генриха Гиммлера.

После того как группа армий «Висла» под командованием Гиммлера потерпела сокрушительное поражение от советских войск в Померании и Гитлер резко изменил отношение к своему любимцу — «железному Генриху», Кальтенбруннер насторожился.

Главный палач рейха стал бояться всех, даже своих близких и, как ему казалось, преданных сотрудников. Но он продолжал верить «человеку со шрамом» — Отто Скорцени, который по поручению Гитлера удачно провел ряд смелых, дерзких международных акций и диверсий, в том числе похищение и спасение Муссолини в горах Италии.

Эрнст Кальтенбруннер давно уже не мог спать без морфия. Нервное напряжение дошло до предела. Направив отряд стрелков «Эдельвейс» в альпийские горы, он решил вместе со Скорцени бежать туда же, чтобы затем добраться до «Альпийской крепости», на строительство которой он потратил много сил.

Уже после того как капитулировал берлинский гарнизон, о чем им в горах стало известно 3 мая, Кальтенбруннер и Скорцени пытались вывезти секретные документы, миллионы долларов и создать тайные склады оружия. Они также хотели сохранить своих агентов и наладить с ними постоянные контакты. Их надежды трещали по швам: в горах появилась американская разведка.

Кальтенбруннер, Скорцени и несколько стрелков из отряда «Эдельвейс» находились в горном селении Альтаусзее. Они работали над планом движения к «Альпийской крепости», когда неожиданно по радио получили от своего агента-эсэсовца Хунке сигнал «скрываться поодиночке».

Пришлось расстаться.

Теперь Кальтенбруннер имел новые документы на имя цивильного немца Артура Шандлера, а Скорцени стал лейтенантом Золяром.

Кальтенбруннер решил идти в горы, там передохнуть, а затем двинуться к крепости. На карте, которую шеф гестапо брал с собой, Скорцени крестиком обозначил домик лесника, где можно было остановиться.