Мартын Мержанов - Так это было

— Чего они от нас хотят? — спросил Кудреватых.

— Они хотят нас убить и просят, чтобы мы подъехали ближе, — горько пошутил Гриша.

Немцы начали кричать хором и нестройно двинулись по шоссе к нам.

Тут мы решили разворачиваться — что будет, то будет, но, оглянувшись, увидели нагонявшую нас грузовую машину, в кузове которой сидело человек пятнадцать солдат. Они пели «Катюшу». Заметив нас и немцев, замолкли и притормозили. Из кабины выскочил капитан, подошел к нам и откозырял.

— Вон, видите, немецкие солдаты, — сказал Кудреватых.

Капитан, недолго раздумывая, вынул из кобуры револьвер, взял с собой двух автоматчиков и двинулся вперед. Вскоре мы услышали, как он крикнул: «Штеен!» — и колонна немцев остановилась. Из нее вышел офицер. Отпечатывая шаг, он подошел к нашему спасителю.

Мы наблюдали за переговорами двух офицеров. Оказалось, наш страх был напрасным: немцы хотели сдаться в плен и, увидев легковую машину с офицерами, вышли из леса на обочину.

Капитан предложил им сложить оружие в кузов грузовой машины, и вскоре мы услышали грохот падающих туда автоматов. Немцев же он направил в Бух, в советскую комендатуру.

Мы двинулись дальше, поглядывая, однако, в лесную чащу. Солнце стояло сравнительно высоко, но его лучи не могли пробиться сквозь чадный дым, кирпичную и каменную пыль, и лишь розовые отсветы ложились на лица людей и весь окружающий их разгромленный мир.

В штабе корпуса мы никого не застали, но выслушали квалифицированное «оперативное донесение» о боях за берлинский «пятачок». Было ясно, что теперь существует два эпицентра борьбы — за рейхстаг и за имперскую канцелярию, а остальные участки широкого фронта помогают решению этой главной задачи.

Сопротивление гитлеровцев становилось бессмысленным. Но бои не ослабевали и требовали огромного напряжения сил, огня всех родов войск и больших жертв. «Машина наступления» набрала уже такой ход, что остановить ее никто и ничто не могло.

Но война шла не только на этих «фронтовых пятачках». Армия генерала Д. Лелюшенко, продвигаясь к Бранденбургу, юго-западнее Берлина, вела бои с частями генерала Венка. Героические действия советских танкистов помогли другим армиям продолжать борьбу за центр фашистской столицы.

Общая картина была радостной. В назначенное время из Штраусберга приехал Б. Горбатов, а Л. Кудреватых давно уже отбыл к В. Чуйкову. Борис был возбужден. Он беседовал с членом Военного совета фронта генералом К. Телегиным и начальником штаба фронта генералом М. Малининым.

— Теперь я все знаю, — с лукавой улыбкой сказал Борис. — Нам легче будет писать, мы, так сказать, получили масштаб, а главное, — он начал быстро ходить по комнате, нервно потирал руки, лазил в планшетку, вынимал оттуда какие-то блокноты, смотрел в них, затем вновь запихивал их в планшетку, — главное то, что в штабе фронта абсолютное спокойствие, ни нервозности, ни восторженности, ни бахвальства, ни самомнения. Хладнокровие, уверенность…

Иная картина была в стане врага. Это отражалось не только в показаниях пленных, но и в приказах командиров полков и дивизий, в истошных криках воззваний генерала Реймана, развешанных по улицам на каждой тумбе, в истерических речах Геббельса.

— А у нас нервы были крепче, — сказал Борис, — и под Москвой, и под Сталинградом, и на Тереке… Войну нервов мы выиграли давно…

Генерал-полковник Берзарин назначил Горбатову и мне свидание на два часа дня, и мы, потолкавшись еще минут двадцать по комнатам штаба корпуса, двинулись в тылы 5-й ударной армии. Ехали по асфальтированной дороге, и справа от нас слышались шумы далеких боев. Наконец мы свернули вправо и поехали к центру города, на улицу Альтфридрихсфельд, 18, где в старом, закопченном и побитом пулями и снарядами доме расположилась советская комендатура Берлина.

Часовой проверил наши документы, и мы вошли в здание с длинным коридором. В конце его мы нашли дверь, на которой мелом было написано: «Комендант города Берлина». Офицер проводил нас в соседнюю большую комнату, в которой было уже полно народа. За большим письменным столом сидели Николай Эрастович Берзарин и переводчик, а за длинным, покрытым зеленым сукном — сидели немцы в гражданской одежде. Все они были худы и бледны. Большинство подавленно смотрели вниз.

В ходе беседы мы выяснили, что это инженеры-специалисты, работавшие на электростанциях, водопроводе, в пекарнях, в торговых предприятиях, в трамвайных парках и метро. Они еще не представляли себе, о чем они должны говорить с этим стройным, смуглым, красивым генералом, войска которого штурмовали в этот день Александерплатц и здание ратуши. И в этот кажущийся им неподходящим момент он пригласил к себе работников коммунального хозяйства и спокойным голосом объявил: