Маргарита Родионова - Девчонка идет на войну

— Вам нехорошо?

После третьего стакана Валерий захмелел достаточно для того, чтобы можно было начинать на него атаку.

— Вам нужны на батареях хорошие радисты? — спросила я.

— Кому они не нужны?

— Хотите приобрести? Только с условием, чтобы при первой возможности — на фронт.

— Да я бы на любые условия пошел. Но где его взять?

— Я пойду к вам. А теперь слушайте, как. Не перебивайте меня. Если вам этот вариант не подходит, то — горшок об горшок и дело с концом. Значит, так. Мы с вами земляки. Дружить стали, когда еще я училась в восьмом классе. В июне сорок первого вы приехали в отпуск домой, и мы решили зарегистрироваться. Ваша мама работала в ЗАГСе и оформила нас, хотя мне и не хватало пол-года до восемнадцати. Только мы пошли домой, вдруг по радио объявили: война!

— Как всякий порядочный отпускник, Валера обязан был немедленно жать в военкомат, что он и сделал, оставив рыдающую супругу на развилке шумных бийских улиц, — перебил меня проснувшийся Коля.

— А там меня немедленно отправили в часть, — вступил в игру Валерий: — На вокзале я с трудом вырвался из жарких объятий молодой заплаканной жены и сказал: «Прощай, любимая!».

Олюнчик подсела ко мне и что-то жарко зашептала на ухо. Я ничего не поняла и отстранилась от нее. Но она снова притянула мою голову к себе:

— Нинка, брось ты эту ерунду, опять неприятностей наживешь.

— Ладно, — ответила я.

— Все ладно, — поддержал меня Коля. Валерий засмеялся.

Наверное, они принимали нас с Олюнчиком за совершенно беспутных девчонок, но я решила вынести весь этот стыд, лишь бы добиться своего.

— Хорошо, пусть будет так, — собрав все мужество, сказала я. — А потом в один прекрасный день я получила извещение о том, что мои муж погиб. Это когда затонул «Ташкент», понимаете?

— А почему у тебя фамилия не Адамова тогда? — подкинула каверзный вопрос Олюнчик.

Я растерянно молчала. Коля сказал:

— А она осталась на своей фамилии. Это очень просто. Нина мужественно носит свою скорбь в сердце и идет на фронт, чтобы мстить за геройски погибшего мужа. И даже пенсии за него не хлопочет.

— А почему он не искал ее? — снова спросила Олюнчик.

— Я искал, — быстро сказал Валерий, — еще как искал, но моя мамочка, которая работает в ЗАГСе, не хотела, чтобы ее единственный и горячо любимый сын женился на Нине. Она присмотрела ему более красивую подругу жизни. Поэтому мамочка, узнав, что я жив, написала мне письмо с известием, что моя супружница вышла за другого и укатила в неизвестном направлении. А я в гордом одиночестве переживал свое горе. Так подойдет?

— Конечно? Ну, повторим еще раз все детали, чтобы не сбиться, и зови, Олюнчик, капитана. А вы, товарищ старший лейтенант, просите его, чтобы он помог перевести меня к вам. И не забудьте, что меня звать Нина, отчество Федоровна. Морозова. Двадцать третьего года рождения.

Капитан пришел хмурый, с выражением открытого недоверия на лице. По пути Олюнчик успела, видно, кое-что рассказать ему.

— Сядьте возле меня и смотрите на меня с любовью, — приказала я Валерию перед приходом Лапшанского. — А вы, Коля, изображайте радость за друга. Только, ради бога, не переиграйте.

Этого я боялась больше всего. Я прекрасно сознавала, что, если этот весьма сомнительный в смысле удачи номер не пройдет, мне не будет никакой пощады от капитана. Я так разволновалась от этой мысли, что, когда Лапшанский вошел в кубрик, неожиданно для себя расплакалась по-настоящему. Это, кажется, очень помогло Валерию войти в роль. Он ласково положил мне на плечо руку и очень искренне сказал:

— Ну что же ты, ведь теперь уже мы вместе.

Но тут чувствительная Олюнчик чуть не испортила все дело. Увидев меня плачущей, она тоже всплакнула за компанию, и я едва удержалась от смеха, увидев ее слезы.

Но Валерий играл свою роль превосходно. Я даже подумала, не был ли он до войны артистом. Правда, один раз он меня назвал Зиночкой, но тотчас исправился и сказал, что это от привычки, поскольку он все это время общался только с одной женщиной, своей старшей сестрой Зиной. В письмах и мыслях.

— А со мной даже в мыслях нет? — спросила я.

— Я тебя убить был готов, когда узнал, что ты вышла замуж.

— Не выходила я ни за кого, честное слово!

Дело шло на лад. Хотя капитана, умудренного опытом длительного общения со мной, провести было очень трудно, все же он начал оттаивать. И, наконец, признался, обращаясь к Валерию:

— Я ведь не поверил сначала. Ей, откровенно говоря, верить не всегда можно.