Виктор Кремлев почувствовал, что Лакки Мартин чего-то недоговаривает, но хочет рассказать ему что-то очень важное. Наделенный, как и все настоящие разведчики, могучим воображением, которое, с одной стороны, осложняет, а с другой — обогащает их деятельность, он строил самые фантастические догадки и предположения. Казалось, вот-вот сработает в мозгу какое-то реле и вспыхнет нужная лампочка, но, видимо, слишком занят был он собственными заботами. Тем неожиданнее для него было признание, которое сделал ему в тот вечер Лакки Мартин, переводчик и сотрудник разведотдела Первой армии США.
— Скажите, Виктор, вам не знакомы такие стихи, обращенные к декабристам?
И нараспев начал читать:
Не многие из вас в живых еще остались, Полвека протекло без малого с тех пор…
Но памятен тот день: вы в крепости собрались, Одних вели на казнь — а прочих на позор!
С утра гулял палач у Кронверкской куртины,
По гласису над рвом виднелись шесть столбов, Тяжелый брус скрепил их тонкия вершины, Готово торжество: ряд виселиц готов!..
На площади войска, и пушка между ними, Блестит на солнце медь — начальники верхом, И вправду торжество — над жертвами святыми, Несущими свой крест с сияющим лицом. Разложены костры, вот слышны в отдаленьи Командные слова — зловещий будто крик. Безмолвствует народ, он в страхе и смятеньи: От казней на Руси давно уж он отвык!..
И как нам не почтить участия слезою Ратующих за чернь вельмож и богачей.
То цвет России был, поблекший под грозою И скошенный с земли руками палачей.
— Нет, не слышал, — ответил недоумевающий Кремлев.
Прерывающимся от волнения голосом первый лейтенант Мартин тихо произнес:
— Это написал в 1870 году, за пять лет до своей смерти, мой прадед — Николай Соломонович Мартынов.
— Тот самый?! — вырвалось у изумленного разведчика.
— Тот самый, что, увы, убил вечером пятнадцатого июля 1841 года на левом склоне Машука под Пятигорском Михаила Юрьевича Лермонтова, — проговорил первый лейтенант Мартин, волнуясь при этом так, словно он и был тем Мартыновым.
Кремлев не знал, что сказать.
— Ну, что вы на это скажете? — хрипловато спросил Мартин. — Как вы теперь ко мне относитесь?
— У нас говорят, что сын за отца не отвечает, а тем более потомок.
— А вот библия, — сокрушенно заметил Мартин, — объявляет, что за смертный грех отцов дети караются до седьмого колена. А Мартынов был моим прадедом. Чем выжечь такой позор?
— Ну уж это — достоевщина, — нашелся Кремлев.
— Достоевский знал, что говорил, — безнадежно заявил первый лейтенант. — А не выпить ли нам все-таки виски?
— А как ваш прадед сам относился к тому, что убил Лермонтова на дуэли? — напрямик спросил Кремлев, отказавшись от виски.
— До конца жизни оправдывался, мучился и казнился. И эти его стихи о декабристах я понимаю как косвенную дань Лермонтову. Выпьем все-таки — за Лермонтова!
— Ну разве что глоточек…
Под эту бутылку — целую кварту «Хейга» — Лакки Мартин стал декламировать стихи Лермонтова. Узник Си-ай-си пил мало; но усердно подливал Мартину, а когда тот захрапел богатырским храпом, отказался от намерения бежать из своей КПЗ.
А кто тогда займется Моделем?
Из мемуаров генерала ДжорджаС. Паттона
«В этот день, 22 января, я позвонил генералу Брэдли, чтобы настоять на переходе в наступление всех армий, невзирая на их усталость и потери, поскольку я был убежден, что сейчас, в связи с русским наступлением, следует нанести удар…»
В этот же день в 15.30 генерал Уэйланд из 19-го соединения тактической авиации сообщил Паттону, что все его части атакуют крупные скопления противника. Как он доложил впоследствии, в этот день его самолеты совершили семьсот боевых вылетов и записали на свой счет две тысячи уничтоженных вражеских автомашин, что значительно превышало прошлые успехи этого соединения.
И в этот же день Эйзенхауэр, Паттон и другие американские генералы со смешанными чувствами узнали, что русские взяли в Восточной Пруссии Танненберг, а в Западной Польше — город Лодзь, переименованный Гитлером в Лицманштадт.
Фельдмаршал Модель звонил Рундштедту и Гитлеру, уговаривал того и другого согласиться на отвод войск до линии Рейна. Рундштедт был благоразумен, Гитлер уперся с обычным своим упрямством, все еще вопреки всему отказываясь признать, что игра в Арденнах проиграна.
Лакки Мартин оставил Виктору армейскую газету «Старз энд страйпс». Сообщения с наших фронтов выглядели куда внушительнее сводок с Западного фронта. Наши взяли в Восточной Пруссии Остероде, Дейче-Эйлау, Инстербург, вышли к заливу Куришес-Хафф. Войска 1-го Украинского вышли на берег реки Одер…
Читать дальше